— Она знает, что ты сделал, — напомнил ему Пранло. — И еще ей известно то, о чем ты, похоже, забыл: что это была ее идея. И что в результате спасена жизнь десяти детей.

— Ну да, все верно, — с горечью сказал Манта. — И все это ценой ее чувства собственного достоинства, самоуважения — и ее ребенка. Да, конечно, оно того стоило.

— Она знала, чем рискует, — ответил Пранло. — И была готова заплатить любую цену.

— Но ее Малыш?..

— Чтобы ты знал, у нас уже есть двое детей, — резко ответил Пранло. — Подросток и Юноша. В следующий раз эта машина может захватить именно их.

— Выходит, она пожертвовала собой ради детей? — спросил Манта.

— Отчасти. А отчасти чтобы помочь уже захваченным детям. — Пранло ударил хвостом. — Но главным образом она сделала это ради тебя.

Мышцы Манты напряглись.

— Ради меня?

— В каком-то смысле ты тоже был пленником людей, как и дети, — ответил Пранло. — Она понимала это. Вообще-то я думаю, что ради этого одного она заплатила бы любую цену, даже если бы никто не захватил наших детей. Она сделала бы что угодно, лишь бы ты оказался свободен.

— Нет. — Хвост Манты возбужденно дернулся. — Это невозможно.

— Ладно, хорошо. Тогда кто из нас лжет, она или я?

Манта стиснул челюсти.

— Никто из вас не лжет. Просто ты по своей доброте искажаешь истину. Хочешь, чтобы я поверил, будто она… будто она не питает ко мне ненависти.

— Питает к тебе ненависть? — Пранло фыркнул. — Послушай, ты просто большой полосатый дурак. Кто, по-твоему, послал меня сюда приглядывать за тобой? Моя мать?

Манта резко развернулся к нему, не осмеливаясь поверить услышанному.

— Ты хочешь сказать, что она в самом деле не…

— Мы друзья, Манта, — сказал Пранло. — Все трое. Всегда ими были и всегда будем. Чтобы изменить это, потребуется нечто несравненно большее, чем достойные презрения интриги людей.

Манта проглотил ком в горле.

— Три мушкета, да?

— Вот именно. — Пранло зевнул. — И в данный момент, по крайней мере, один мушкет не против соснуть. А что скажешь ты?

— И я тоже. Хотя… Один последний вопрос. Как это ты ухитрился опуститься ниже Гринтаро, чтобы потом вдарить ему по животу?

— Что значит — «как ухитрился»? — Внезапно голос у Пранло стал совсем сонный. — Подплыл под него и расправил свои плавательные пузыри. Откуда, откуда, а снизу он никак не ожидал нападения.

— Нет, я не о том, — настойчиво добивался ответа Манта. — Мы ведь Производители, так? А считается, что Производители не могут опускаться ниже Уровня Четыре.

Пранло снова зевнул.

— Таинственная история, верно? Я понял, что они задумали, вычислил, как могу остановить их, а потом просто заработал плавниками и сделал это. Полагаю, на меня снизошло вдохновение.

Манта состроил гримасу.

— Типа желание освободить меня придало тебе сил?

— Ага, что-то вроде того, — подтвердил Пранло. — Чего не сделаешь ради друга, как говорится. Или, может, все дело в Драсни… Типа препятствия рушатся на пути всех, кто ей близок.

— Это точно, — пробормотал Манта.

— И еще, ты же знаешь меня, — добавил Пранло, и Манта представил себе, как он усмехается. — Натянуть нос представителям власти всегда было моим любимым занятием.

— Ах! — воскликнул Манта. — Выходит, тебя волновало не столько спасти мою шкуру, сколько поразвлечься?

— Ну зачем же так, — мягко возразил Пранло. — Но я всегда говорил — спасти другу ухо и поразвлечься лучше, чем просто спасти другу ухо.

— Надо будет взять на вооружение, — заметил Манта.

— Ну, это нельзя применять на каждом шагу, но да, я такой. Ладно, увидимся утром, Манта. Доброй тебе ночи.

Манта сделал глубокий вдох и долгий, успокаивающий выдох.

— Конечно, — пробормотал он.

И, может быть, впервые со времени ужасного происшествия с Драсни эта ночь действительно была для него доброй.

— Так всегда, — сказал Гессе, опускаясь в кресло у письменного стола Фарадея, — у меня есть хорошие новости и плохие новости.

— Думаю, сам факт вашего появления здесь уже можно рассматривать как хорошую новость, — заметил Фарадей. — Прошел почти месяц с тех пор, как вы навещали меня в последний раз. Я уж было подумал, что Лайдоф отослала вас на Землю вместе с командой «Альфа».

— На самом деле хорошая новость касается как раз положения дел с командой «Альфа», — сказал Гессе. — После продолжительных и непростых переговоров с Лайдоф мои сторонники из Совета Пятисот убедили ее до поры до времени оставить их здесь, на «Главном».

— Хорошо. Но они все еще под арестом?

— Типа того. — Гессе слегка нахмурился. — Мне известно, что теперь они снова в своих комнатах. Под домашним арестом, как и вы.

— Им предъявлено официальное обвинение?

— Не знаю, — ответил Гессе. — Не думаю.

— Тогда под каким предлогом их держат взаперти? — гнул свое Фарадей. — Существует установленный законом предел срока содержания под стражей без предъявления официального обвинения.

— Да, знаю, — сказал Гессе. — Думаю, Лайдоф сумела добиться этого под предлогом временного освобождения их от своих обязанностей или чего-то в этом роде.

— Никогда не слышал о таком, — проворчал Фарадей. — Это какой-то обман.

— Наверняка, — согласился Гессе. — Но у всего есть своя хорошая сторона. Пока им не предъявлено официальное обвинение, есть надежда, что их жизнь и карьера не пострадают, и они выйдут из этой заварухи с чистыми личными делами.

— А пока они вынуждены сидеть взаперти, — возразил Фарадей. — И если не будет расследования, их имена могут так и остаться запятнанными.

— Я ведь только что сказал, что в личных делах не будет сделано никаких записей о случившемся, — напомнил ему Гессе.

Фарадей презрительно фыркнул.

— А кого, к чертям, интересуют эти личные дела?

— В общем-то, никого, — уступил Гессе. — Мне очень жаль, но это большее, чего я смог добиться.

Фарадей с видом смирения махнул рукой и уронил ее на колени.

— Ну, на нет и суда нет. Полагаю, могло быть хуже. Вы сказали, это хорошая новость?

— Да. — Гессе состроил гримасу. — Плохая состоит в том, что группировка, которую я представляю, утратила часть поддержки в Совете Пятисот. Это означает, что Лайдоф и ее сторонники сумели отступить от края обрыва и теперь снова пользуются заметным влиянием.

Фарадей покачал головой.