Так, что было потом? Наталья нахмурила брови. Кажется, хозяин дома ей представился. Как же его зовут? В памяти вспыхивали лишь какие-то смутные ассоциации: Саддам… Имам… Ночи Кабирии… Ага! Его фамилия – Кабиров. Зовут: Итар… нет, Икар Саддамович Кабиров… Опять не то. Полежав минуту с глазами, устремленными в потолок, Наталья наконец вспомнила.

Сарым Исатаевич Кабиров, вот как величают этого ублюдка, напоившего ее подозрительным душистым зельем, после которого она опять отключилась. Сколько времени прошло с тех пор? И вообще, где она находится? Что за юрта? Ее успели перепродать дальше?

– Новые приключения Анжелики, – пробормотала Наталья, озираясь по сторонам. – Тысяча и одна ночь.

Может, все это дурацкий сон? Нет, к сожалению, нет…

В реальности происходящего Наталью больше всего убеждал закопченный таз, служивший здесь очагом. Над ним висел пузатый котел, покрытый налетом сажи в палец толщиной. На полу валялся пустой бурдюк из конской шкуры и двухструнная домбра с длинным тонким грифом, напоминающим шею жирафа. «Наверное, на ней играет хозяин, развлекая гостей, – решила Наталья. – Вернее, бренчит как попало по струнам, а сам завывает, издавая звуки различной высоты. Этот стон у них песней зовется».

В юрту впорхнула молодая казашка с неестественно прямой спиной и семенящей походкой. Она принесла стопку атласных подушек, которые принялась раскладывать на ковре. Всякий раз, когда девушка наклонялась, сквозь рукава ее халата виднелась маленькая крепкая грудка, покрытая желтыми пятнами, подозрительно смахивающими на сходящие синяки.

– Ты кто? – спросила Наталья, поплотнее закутавшись в свою дерюгу, от которой разило кислым потом.

Казашка часто замигала и ничего не ответила.

– Где я? – продолжала допрос Наталья.

– Ты кричи погромче. Он это любит. Тогда будет не так больно.

Отрывисто обронив эти загадочные фразы, девушка молча упорхнула – только косы черными молниями мелькнули.

Разумеется, столь странное предупреждение настроение Натальи не улучшило, но ломать голову над загадками было некогда: в юрту вошел Кабиров собственной персоной. Даже не вошел – вплыл, обтекаемый, тяжелый, вальяжный.

– Помнишь, как меня зовут? – строго осведомился он, перебирая четки.

– Сарым…

– Исатаевич. Будешь называть меня по имени-отчеству.

– Что происходит? – спросила Наталья.

– А что происходит? – удивился он.

– Эта юрта…

Кабиров снисходительно улыбнулся:

– Дань традиции. Вообще-то я живу в доме, в большом современном доме со всеми удобствами, но сегодня у меня день рождения.

– И что из этого следует?

– Вот, по случаю праздника велел установить юрту, – пояснил Кабиров, продолжая удерживать брови в приподнятом положении. – Тебе нравится?

– Очень красиво, – сказала Наталья. – Но я не намереваюсь жить ни в вашем замечательном доме, ни в вашей не менее замечательной юрте. Верните мне, пожалуйста, одежду.

– Нельзя, – покачал головой Кабиров, сбрасывая у порога тапки и проходя внутрь. Лицо у него было круглым и пористым, как плохо пропеченный блин.

– Почему нельзя? – Прежде чем задать этот вопрос, Наталье пришлось проглотить голодную слюну. Похоже, в последний раз она ела примерно сутки назад.

Кабиров важно расселся на ковре перед низеньким столиком, поджал ноги и сказал, ковыряясь между пальцами:

– Какая ты глупая. Прямо Наташа Ростова. – Он захихикал, довольный тем, что сумел продемонстрировать гостье всю степень своей образованности. – Сразу видно, что ты училась не в мусульманской школе.

– А что, там учат девочек расхаживать в присутствии мужчин голыми?

– Нет, дурочка, – отрезал Кабиров. – Там преподают адат и шариат. Это не только свод религиозных законов. Это также тысячи повседневных правил, которым я стараюсь следовать. Например, такое, очень важное правило: гости не имеют права приходить в дом хозяина с оружием.

– Во-первых, – заметила Наталья, – у меня сроду не было никакого оружия.

– Кто знает? – вздохнул Кабиров, закатывая глаза под лоб. – На всякий случай твою одежду проверяют, а вдруг ты хранишь в ней остро заточенную шпильку? – Он захохотал, радуясь своему остроумию, а потом, все еще колыхая животом, закончил мысль: – Это во-первых. А во-вторых…

– А во-вторых, меня сюда насильно привезли, – сказала Наталья, стараясь казаться спокойной и рассудительной. – Какая же я гостья?

– Значит, ты предпочитаешь быть наложницей? Рабыней?

Из рукава халата, которым взмахнул Кабиров, выскользнула плетка. Поймав ее на лету, он выжидательно уставился на Наталью.

Она и сама не заметила, как с ее губ сорвалось поспешное:

– Нет, нет, что вы!

– Тогда веди себя, как желанная гостья, не забивай себе голову всякой ерундой.

Кабиров огладил подбородок и звонко хлопнул в ладоши. В юрту бесшумно вошла смуглая молодая женщина в узорчатом халате до пят. Взглянув на Наталью с лютой ненавистью, она скромно опустила ресницы и, приблизившись семенящей походкой к столику хозяина, поставила на него круглый бронзовый поднос с фарфоровым кувшином, пиалами и блюдом изюма.

– Можно напиться? – спросила Наталья, впившись взглядом в кувшин.

– Напейся, – милостиво разрешил Кабиров. – Но сначала наполни мою пиалу. Привыкай к нашим обычаям.

«Чтоб ты подох со своими обычаями», – пожелала ему Наталья мысленно, а сама растянула губы в улыбке:

– Отвернитесь, пожалуйста. Я хотя бы закутаюсь в эту дерюгу.

– Это не дерюга, а кошма. Ею укрываются во сне. – Кабиров хитро прищурил один глаз. – Разве ты сейчас спишь?

– Хотелось бы, – пробормотала Наталья, пытаясь приладить кошму под мышками.

– Оставь ее, – властно сказал Кабиров. – Подойди и наполни пиалы.

– Но…

Свистнула плеть, оказавшаяся гораздо более длинной, чем можно было заподозрить до этого момента. Сначала на лодыжке Натальи вспух багровый рубец, а потом уж она ощутила жгучую боль, от которой на глаза навернулись слезы. Нет, боль была терпимой. Обида – вот что вынести оказалось труднее.

Двигаясь, как сомнамбула, Наталья подошла к столу, наполнила до краев обе пиалы и, наморщив нос, сказала:

– Это ведь коньяк.

– Самый лучший в наших краях, – кивнул Кабиров, пожирая ее глазами. – Его полагается пить залпом. До дна.

– Воды бы, – нерешительно произнесла Наталья.

– У меня сегодня день рождения. Я специально распорядился установить во дворе юрту, накрыл во дворе богатый стол, надел свой лучший халат, – Кабиров как бы размышлял вслух, поигрывая своей плеткой. – Я хотел, чтобы сегодня все было, как в старые добрые времена, чтобы на душе было тепло и светло, чтобы ни одна тучка не омрачала мое настроение. И что же? – Он насупился. – Вот я угощаю свою гостью отличным коньяком, просто отменным коньяком, весьма дорогим, весьма вкусным. Вместо того, чтобы с радостью выпить за мое здоровье, она капризничает, как какая-то Наташа Ростова на своем первом балу. А ведь ее в моем доме отмыли дочиста, умастили благовониями, уложили спать. Такова, значит, ее благодарность?