Федор догнал свой полк под Торжком. Ратная служба оказалась тяжелее должности гонца, как он убедился сразу же. Там Федор был сам себе господин, здесь же навалилось забот, что в обозе, с утра до вечера, да еще ратные ученья. Приходилось скакать в строю, вздев отцову бронь, с непривычной скользящей тяжестью на плечах. По неумению он плохо подвязывал кольчугу и первые дни, пока не объяснили старшие ратники, мучался от того, что скользкая железная рубаха елозила по телу, при наклонах перевешивая Федора, так что он едва удерживался в седле. Зато на привалах, по вечерам, когда заходила речь о войне и спорах княжеских, Федор, навидавшийся всякого, брал верх, и его объяснения даже бывалые ратники слушали, раскрыв рты.

Мало кто знал, оказывается, что спор с Новгородом у князя Дмитрия начался из-за посадничьих прав и суда (ратники думали, что из-за ордынской дани). Новгородские бояре требовали посадничьей печати на судебных грамотах и независимого от княжеского тиуна торгового суда. А это уже ударяло по великокняжеским доходам и самой власти Дмитрия. Сверх того, совет старейших бояр от пяти концов добивался права выбирать посадника самим, без воли князя. С этим вместе решался и вопрос о землях низовцев на Новгородчине.

Споры вспыхнули с особою силой недавно, когда новгородцы прослышали о ханском ярлыке Андрею (об этом, впрочем, даже и Федор еще ничего не знал). Тут уже Дмитрий не стерпел и своею волей сместил посадника Михайлу Мишинича, вызвав возмущение всего города, и отшатнул от себя Славенский конец, который до сих пор поддерживал князя против бояр Прусской улицы и Загородья. И не помогло делу то, что новый посадник, Смен Михайлов, с которым князь Дмитрий тесно сдружился в Ладоге, тоже был со Славны. Смен, когда Дмитрий того меньше всего ожидал, перекинулся к восставшим. Посольство архиепископа тоже не помогло, да и мало годился новгородский архиепископ на роль миротворца, ибо ему передавались по новым уложеньям многие земли по Ваге и Двине и доходы с владычного суда по всему Северу. Как только умер митрополит Кирилл, смирять страсти и вовсе стало некому. Возможно, переговоры с архиепископом Климентом еще и привели к какому-нибудь соглашению, но тут новгородские бояре Дмитрия уже сами потребовали войны. Поземельные решения Новгорода задевали и их тоже. Новгород налагал руку на все вотчины отъехавших ко князю бояр, а у Гаврилы, у Миши Прушанина и у иных прочих имелись свои земли под Новгородом. И война возгорелась.

Морозы лютели. Железо – не тронь, намертво прилипало к рукам. Белый пар подымался от дыханий. Морды лошадей, усы и бороды ратников – все было в белом инее. Ременная упряжь лубенела на морозе. Чтобы затянуть супонь, ее прежде отогревали в руках. На ночлегах, кто не попадал в избы, всю ночь жгли костры. Высокое небо в неправдоподобно больших звездах, черно-серебряный снег, и гулкие выстрелы трескающихся на морозе дерев.

Дмитрий медлил, боясь измены Андрея, но наконец подошла и городецкая рать, правда, в меньшем числе, чем было обещано братом. Псковский воевода, князь Довмонт, зять Дмитрия, тоже обещал помочь, хоть псковичи и уперлись, не желая идти войной на «старшего брата». На всякий случай Дмитрий остановил рать на Шелони, перекрывая псковскую дорогу, и разослал отряды в зажитье для грабежа Новгородской волости.

Вскоре прибыло посольство от новгородцев во главе с архиепископом. Новгородцы уступали князю, просили только торгового суда. Выгадывала, в общем, Торговая сторона со Славной во главе и славенские бояре. Дмитрий поупирался еще, в чем-то уступил, в чем-то уступили новгородцы, которым тоже нужна была низовская торговля, и наконец поладили. Часть ратей возвращалась назад, грабежи были прекращены, Новгород открыл ворота братьям-князьям, и Данила, который все уговаривал брата помириться, главным образом потому, что хотел поглядеть Новгород, наконец-то добился своей давней мечты, увидел великий город.

Андрей Городецкий к заключению мира прискакал тоже, хоть теперь и не был нужен Дмитрию. Андрею не терпелось поглядеть на тех, с кем он до сих пор только втайне пересылался. Он сразу оценил Новгород и как-то тут больше понял брата, цепляющегося за эту северную землю.

Данил просто был счастлив. Соборы были – те самые! Терема – точь-в-точь, как по сказанному, и иконы новгородского письма, и звон колокольный, и торг, и люди… Пока Дмитрий улаживал свои права, получал неполученные дани, собирал ордынский выход и черный бор, пока Андрей, таясь от Дмитрия, на пирах и в беседах знакомился с боярами, вел разговоры из недомолвок и обещал, обещал, обещал, Данил, утонув в изобилии торга, бегал по мастерским, искал иконного мастера, кто бы согласился к нему, на Москву, мастера не нашел, но заказал переписать новгородскую летопись для себя, для Москвы, покупал сосуды и иконы в свой монастырь, Данилов, покупал красное сукно молодой жене, шелк и северный жемчуг, шкатулку рыбьего зуба и приглашал весною купцов к себе, на Москву, обещая выгодный хлеб, и шкуры, и лен.

…Они сидели за трапезой в тесном тереме на Городке. Впервые, наконец, без бояр, одни, три брата. Дмитрий с Андреем уже встретились, когда вошел запоздавший Данил и сел прямь старших братьев. Все рослые, крепкие, красивые. Дмитрий – выпрямившись, сведя гнутые, как татарский лук, брови. Он принимал и чествовал сегодня как хозяин, как победитель, как старший брат и великий князь. Андрей – быстро взглядывая на брата, слегка раздувая ноздри, он разрешал брату быть господином сегодня, сейчас… И сияющий, как жених на свадьбе, еще худоватый, горбоносый Данила. Слуги вносили фряжское вино и мед, закуски и тотчас скрывались.

– Зимой Новгород не тот… А вот когда корабли, весной! – сказал Дмитрий, и осуровевшее лицо его осветилось скупой, как северное солнце, улыбкой.

Андрей вспыхнул, подумал: «Уколоть меня хочет?!»

– А у меня сын народился! – сказал Данила, улыбаясь во весь рот. Андрей кинул холодный резкий взгляд, щека дернулась, и вздрогнул завиток бороды. Дмитрий усмехнулся покровительственно.

– Мы решили назвать Юрием, ежель сын, – смущаясь, сказал Данила. – Счас мне передали. Гонец прискакал с Москвы!

Дмитрий разлил вино:

– За новорожденного! Пусть растет умней нас, али хоть удачливее!

Андрей промолчал, опустив глаза.

Выпили.

Летом разразилась, наконец, давно ожиданная ссора в Ростове Великом. Дмитрий Борисович опалился на младшего брата Константина. Что там произошло – неясно, но, видимо, старший ростовский князь решил стать самовластцем в своей земле. Копилось постепенно, а тут Константин не выдержал и уехал во Владимир, к великому князю Дмитрию.

Дмитрий Борисович стал собирать рать и укреплять город. В Ростове началась великая замятня. Епископ Игнатий, не сумев помирить братьев, кинулся вслед за Константином во Владимир, молил Дмитрия Александровича вмешаться. Дмитрий поехал в Ростов с боярами. Долго судили и рядили, улаживая споры и которы ростовских князей, которых в конце концов не без труда удалось «свести в любовь».

Дмитрий возвращался довольный. Тяжелый, начавшийся грозным небесным знамением год, кажется, минет без вреда. Уладилось с Новгородом. Удалось уладить дела ростовские. Все было тяжело, все долило, почасту не хватало сил, денег, ратей… Или так казалось со стороны, что отцу все дается легко и просто?