Александра заставила себя сесть и замерла, ожидая, когда в голове снова прояснится. Это странное чувство забитости со временем пройдет, однако боль потери никогда не утихнет. Сука, которая притворялась ее внучкой, сделала это с ней…

— Она чудовище, — пробормотала Александра.

— Она — воплощение легенды, мечта во плоти, — холодно поправил Сэйтан.

— Что ж, по крайней мере, моей мечтой она не была, — бросила женщина. — Как это омерзительное, противоестественное существо может быть хоть чьей-то мечтой…

— Не переходи границу, Александра, — предупредил Повелитель.

Распознав ледяные нотки в его голосе, женщина съежилась. Можно было сколько угодно скрипеть зубами, но теперь придется держать свое мнение при себе, потому что другого выбора у нее не осталось. Но то существо не шло у Александры из головы. Оно жило в ее доме. Она содрогнулась. «Каждый год на Винсоль мы танцуем во славу Ведьмы, — мелькнула мысль. — Каждый год мы славим это».

Она не поняла, что говорит вслух, пока все в комнате не покрылось тонким слоем льда.

— Я хочу поехать домой, — тонким голосом произнесла она. — Ты можешь это устроить?

— С удовольствием, — проворковал Сэйтан.

4. Кэйлеер

Деймон с ненавистью смотрел на огромные песочные часы из черного дерева, плавающие в воздухе перед дверью, ведущей в комнаты Джанелль. Когда он заметил их впервые, решив заглянуть к девушке и узнать, как она, Ладвариан, шэльти-Предводитель, поспешил объяснить, что именно они означают. Поэтому Деймон скрепя сердце согласился прогуляться с песиком и посмотреть на Цитадель. Вернувшись через час, он обнаружил, что песочные часы перевернулись, отмечая еще один час уединения. На третий раз он остался у двери и приготовился ждать до тех пор, пока вниз не упадет последняя песчинка. Осталось уже немного.

— Не терпитсся? — спросил шелестящий голос.

Деймон повернулся к Дрейке, Сенешалю Цитадели. Когда они только прибыли сюда, Люцивар дал ему весьма загадочное предостережение: «Дрейка — дракон в человеческом облике». Однако, впервые увидев Сенешаля, Деймон понял, что именно имел в виду Люцивар. Ее образ, в сочетании с ощущением довлеющего древнего могущества многих, очень многих веков, очаровал его.

— Я беспокоюсь, — отозвался он, встретившись взглядом с темными глазами, казалось видевшими его насквозь. — Ей не следует сейчас оставаться в одиночестве.

— И вссе же ты ссстоишшь у двери.

Деймон одарил парящие в воздухе песочные часы ненавидящим взглядом.

Дрейка издала странный звук, больше всего походивший на шипящий, приглушенный смешок.

— И ты вссегда такой посслушшный?

— Практически никогда, — пробормотал Деймон и только потом вспомнил, с кем говорит.

Но Дрейка только кивнула, словно обрадовавшись подтверждению собственных мыслей.

— Мудрые мужчины должны зззнать, когда нужно сссклонить голову и подчинитьсся. Но Конссорту раззрешшаетсся обходить многие правила.

Деймон обдумал услышанное. В этом шипящем голосе было очень нелегко разобрать намеки на интонацию, однако он подумал, что понял Дрейку правильно.

— Ты знаешь о тонкостях Кодекса гораздо больше меня, — произнес он, пристально наблюдая за Сенешалем. — Я благодарен тебе за совет.

Ее лицо практически не изменилось, но Деймон готов был поклясться, что она улыбается. Отворачиваясь, Дрейка добавила:

— Верхняя чассть чассов почти опусстела.

Он коснулся ручки и, как только последняя песчинка скользнула в нижнюю чашу, тихо повернул ее. Открыв дверь, Деймон заметил, как часы вновь переворачиваются в воздухе, собираясь отмечать еще один час уединения Леди. Он поспешно скользнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Джанелль стояла у окна, глядя в ночь, по-прежнему одетая в длинное черное платье. Как мужчина, Деймон не мог не оценить этот роскошный наряд и в глубине души очень надеялся, что Королева надевает его не только на официальные приемы.

Он поспешно отмел эти мысли. Они сегодня были не только бесполезны. Они напрасно дразнили его мужскую сущность, заставляя реагировать на нее не самым приемлемым в данный момент образом.

— Они уехали? — тихо спросила Джанелль, по-прежнему глядя в окно.

Деймон присмотрелся к девушке, пытаясь понять истинную подоплеку вопроса: хочет ли она просто поговорить о чем-нибудь или же действительно так глубоко погрузилась в свои переживания, что не способна почувствовать присутствие или отсутствие своих родственников.

— Они уехали.

Он медленно, осторожно двинулся к Королеве и замер в нескольких футах от нее, откуда смог рассмотреть ее лицо, обращенное к ночному небу.

— Это было подобающее наказание, — произнесла Джанелль, и по ее щеке скатилась слеза. — Это подобающее наказание для Королевы, которая вторгается в чужой двор и причиняет серьезный вред.

— Ты могла бы попросить кого-то из нас осуществить его, — тихо произнес Деймон.

Джанелль покачала головой:

— Я — Королева. Это моя обязанность.

«Только не в том случае, когда подобные обязанности разрывают тебе сердце», — подумал Деймон, сделав к ней еще шаг.

— Существует традиционный способ сломать человека Крови — вырвать силу, не причинив иного вреда. Все делается быстро и чисто. — Она помолчала и добавила: — Я забрала ее глубоко в бездну.

— Ты показала ей пелену туманов?

— Нет, — слишком резко и быстро отозвалась Джанелль. — Это особое место. Я не хочу, чтобы оно оказалось запятнанным… — Девушка прикусила губу и замолчала.

Деймон даже не собирался анализировать чувство облегчения, вспыхнувшее в нем, когда он узнал, что туманное место не было опорочено присутствием сущности Александры.

Продолжая рассматривать Джанелль, он замер, как громом пораженный, неожиданно осознав: она погрузилась в себя не потому, что оплакивала необходимость сломать другую ведьму; она удалилась от всего и всех, чтобы справиться с собственной болью.

— Милая, — тихо произнес он. — Что еще произошло? Пожалуйста, скажи мне. Позволь мне помочь.

Когда Джанелль повернулась к нему, он не увидел в ее глазах взрослую женщину, Королеву или Ведьму. Он увидел мучающегося ребенка.

— Леланд… Леланд меня любила, я думаю, но я от нее никогда не ожидала слишком многого. Филип был ко мне привязан, но он не обладал никакой властью, он ничего не мог сделать. Александра была м-матерью этой семьи. Именно у нее всегда была сила и власть. Это ей мы все постоянно пытались угождать. А я никогда не могла сделать так, чтобы она была мной довольна, никогда, никогда! Я любила их всех — Леланд, и Александру, и Филипа, и Вильгельмину. — Джанелль резко вздохнула, с трудом сдерживая всхлип. — Я любила ее, а она с-сказала, что я ч-чудовище…