Однажды по какому-то наитию я спросил: „Слушай, Андрюша, а зачем тебе в фильме фантастика? Может, повыбросить ее к черту?“ Он ухмыльнулся — ну чистый кот, слопавший хозяйского попугая. „Вот! Это ты сам предлагаешь! Не я! Я этого давно хочу, только боялся вам предложить, как бы не обиделись“.

Короче говоря, на следующее утро я вылетел в Ленинград. Как там у нас с Борисом было, я писать здесь не стану, потому что пишу не о нас, а об Андрее Тарковском. Мы написали не фантастический сценарий, а сценарий-притчу (если под притчей понимать некий анекдот, действующие лица которого являются для данной эпохи типичными носителями типичных идей и поведения). В Зону за исполнением заветных своих желаний идут модный Писатель и значительный Ученый, а ведет их Апостол нового вероучения, своего рода идеолог… Я вернулся в Таллин ровно через десять дней. Андрей встретил меня на аэродроме. Мы обнялись. Он спросил: „Привез?“ Я кивнул, стараясь не трястись. Дома он взял у меня рукопись, молча удалился в другую комнату и плотно закрыл за собой дверь. Жены принялись потчевать меня, выставили коньяк (был как раз день моего рождения). Нечего и говорить, ни у кого кусок в горло не лез.

Прошло какое-то время. Наверное, около часа. Дверь отворилась, вышел Андрей. Лицо его ничего не выражало, только усы топорщились, как всегда, когда он был погружен в свои мысли. Он рассеянно оглядел нас, подошел к столу, подцепил вилкой кусочек какой-то снеди, сунул в рот и пожевал. Затем сказал, глядя поверх наших голов: „Первый раз в жизни у меня есть мой сценарий“…»

Смыслы, вложенные в фильм «Сталкер» Тарковским, резко отличаются от того, что жило и живет в повести «Пикник на обочине». Кинокартина вышла не хуже и не лучше, она просто совершенно другая и о другом. От «материнского текста» в ней сохранилось только одно — пугающие ландшафты Зоны, развалины, ржавь, болота, ломаная техника, иными словами, уродующий отпечаток цивилизации, неразумно запакостившей мир. Тут между фильмом и повестью полное соответствие. И, надо полагать, полное понимание в этом вопросе было между режиссером и сценаристами. «Они стоят у растрескавшейся бетонной плиты шагах в пятидесяти от угрюмого белосерого здания с ободранными стенами, и отчетливо виден ведущий в черноту широкий, как ворота, прямоугольный вход, и обвалившиеся цементные ступени, ведущие к нему, и — на высоте человеческого роста, там, где кончается верхняя ступенька, — площадка, заросшая разноцветными мхами».

Да, мир загажен человеком… В «Пикнике» из этого отчаянного положения нет выхода — только смутная надежда; чуть ли не главный смысл текста заключался именно в том, чтобы показать ужас глобального тупика. А у Тарковского выход есть — через веру. Поэтому фильм получился мистическим, в то время как для братьев Стругацких мистика, сверхъестественное, вера — набор заблуждений.

Сталкер-юродивый, придуманный братьями Стругацкими, поднят Тарковским на невиданную нравственную высоту. Он становится настоящим духовным учителем, прекрасным блаженным, он даже несколько христоморфен. И когда Стругацкие напишут «Отягощенные злом», их жутковатый Демиург-христоморф будет чем-то неуловимым вызывать ассоциации с нервной блистательной игрой артиста Александра Кайдановского, исполнившего в «Сталкере» главную роль. Если искать «художественные влияния», то Кайдановского там окажется больше, чем Булгакова… при том, что и первого, и второго там не столь уж много.

Год 1979-й оказался не проще предыдущих.

Отношения в семье Аркадия Натановича оставались напряженными.

Подобная обстановка, как ни парадоксально, иногда помогает работе, заставляет человека концентрироваться на текущей работе, но алкоголь (давно, к сожалению, ставший нормой для Стругацкого-старшего) и мерцательная аритмия добрыми помощниками быть не могут.

Тем не менее закончена повесть «Жук в муравейнике».

Сотрудник КОМКОНА-2 (Комиссии по контактам) Максим Каммерер, известный по роману «Обитаемый остров», вновь вернулся к читателям. На этот раз его шеф Экселенц (он же Рудольф Сикорски, он же Карл Людвиг, он же Руди, Странник — член Мирового Совета, один из руководителей названной Комиссии по контактам) дает Каммереру задание срочно отыскать некоего Льва Абалкина — прогрессора, который вдруг без всякого разрешения сверху прилетел на Землю с Полярной базы Саракша. Экселенц встревожен проступком Абалкина. Именно проступком. Да и Каммерер не питает особых симпатий к прогрессорам. «Я не люблю прогрессоров, — признается он, — хотя сам был одним из них еще в те времена, когда это понятие употреблялось только в теоретических выкладках». Понятно, что Каммерер имеет в виду, так сказать, специфику профессии, ситуации, когда в жестких столкновениях любого рода компромисс исключен…

Лев Абалкин — человек.

Предположительно — человек.

Во всяком случае, он — существо со всеми признаками человеческой физиологии. Но Абалкин не был рожден как обыкновенный человеческий ребенок. Цивилизация Странников «подкинула» землянам некий саркофаг с тринадцатью оплодотворенными яйцеклетками вида хомо сапиенс, из которых самопроизвольно начали развиваться, превратились в младенцев, а из младенцев выросли вполне здоровые дети. У каждого из «подкидышей» на руке появился символ, и набор дисков с такими же символами оказался вмонтирован в янтариновый ящик, обнаруженный в саркофаге. Их условно назвали «детонаторами», поскольку были опасения, что с помощью этих странных вещиц подкидыши могут инициировать катастрофу. Сирот боялись. Но… не убили (как сделали, например, тагоряне, столкнувшиеся с той же проблемой). Из человеколюбия «подкидышам» сохранили жизнь, а из соображений предосторожности, во-первых, утаили от них собственное происхождение и, во-вторых, постарались держать подальше от Земли. Абалкина — фактически насильно — сделали прогрессором. Он участвовал во многих операциях. В его послужной список вошла сверхрискованная и совершенно непредсказуемая операция, развернувшаяся на планете Надежда, откуда неожиданно пропало почти все население. Видимо, Странники провели там спасательную акцию на свой лад, выведя обитателей Надежды в другой мир. Невольно задумаешься: когда, наконец, мы поймем, кто такие эти Странники? Почему у них нет каких-то определенных баз? Чего они хотят от иных цивилизаций? «Сами-то! — ядовито замечает прогрессору Абалкину голован Щекн, с которым они вместе работали на планете Надежда. — Стоит вам попасть в какой-нибудь другой мир, как вы срочно начинаете его переделывать наподобие вашего собственного. А потом вашему воображению становится тесно, и вы снова ищете…»

На протяжении многих лет оставалось неясным: землянин ли этот Лев Абалкин? Или он — плод «прогрессорской операции» Странников, точно такой же, в какой сам участвовал на Надежде, только совершаемой в отношении землян? Экселенц полон самых черных подозрений. Может, Абалкин — всего лишь человекоподобный автомат, запрограммированный на какие-то пусть далекие, но очень серьезные действия? Не зря Абалкин так внезапно вернулся на Землю и теперь активно стремится попасть в музей внеземных культур, в котором хранятся те самые «детонаторы»… Действительно странные объекты… «Он (Максим Каммерер. — Д. В., Г. П.) вытянул детонатор из гнезда и стал осторожно поднимать его над футляром все выше и выше, и видно было, как тянутся за серым толстеньким диском тонкие белесоватые нити, утончаются, лопаются одна за другой, и, когда лопнула последняя, Бромберг повернул диск нижней поверхностью вверх, и я увидел там среди шевелящихся полупрозрачных ворсинок тот же иероглиф, только черный, маленький и очень отчетливый, словно его вычеканили в сером материале…»