В глазах Милюкова он выглядел почти как Тьер – этот французский историк в 1871 году возглавил правительство в Версале и подавил так называемую Парижскую коммуну. Теперь Милюков – тоже профессор-историк, автор книг по русской культуре, стал министром Временного правительства. Наверное, у него и миссия такая! Речи Милюкова становятся даже по фразам похожи на выступления Тьера. Так же точно и Гучков, выступая в Думе, потом на заседаниях Временного правительства, делал такие же жесты и принимал такое же позы, как Дантон, выступая в Конвенте в 1791 году.

Между прочим, у самих французов эти аналогии вызывали в основном взрывы хохота, – как некое странное извращение «загадочной русской души». У них с самого начала, уже в 1918 году, не было никаких сомнений – русская революция совсем не похожа на французскую революцию 1789–1793 годов. Так что иллюзии русских европейцев – односторонние.

Русские европейцы и позже, уже в ходе Гражданской войны 1918–1922 годов, старались проводить исторические аналогии. Пока получается – они продолжают прямые параллели с историей Франции.

После октября 1917 г. аналогии получаются все хуже и хуже… И тут же появляются другие! В первую очередь аналогии с падением Римской империи. Еще в самом начале XX века их культивировал Валерий Брюсов – очень уж его привлекали картины распада, гибели, конца цивилизации. Теперь в падении Римской империи, гибели или скитании уцелевших римских патрициев, в нашествии крушащих культурные ценности варваров русская интеллигенция находит что-то родное…

Удивительно – но во всей русской истории для событий 1917–1918 годов находится одна аналогия – это Смутное время 1603–1613 годов. Ни эпоха Петра, ни разинщина не рассматриваются.

Но главное – кошмар Октябрьского переворота, последовавшего за ним обвала вызывал у русских четкое ощущение – Россия отпала от Европы. И это – позор, это гибель, это полный конец всему и несказанная низость. Прекрасное стихотворения Н. Гумилева слишком хорошо, чтобы не привести его полностью.

Франции

Гумилев не был бы Гумилевым без мистики: раз гибнет Россия – значит, «в созвездьи Змия загорелась новая звезда». Гумилев приписывает Франции нежную любовь к «сестре России»… Эмиграция 1920-х годов очень хорошо узнает, как сильна эта любовь французов к русским. У большинства эмигрантов всякие иллюзии развеются очень быстро, а у последних – в 1939 году: после подписания пакта Молотова – Риббентропа множество русских эмигрантов арестуют и будут держать в концентрационных лагерях, как опаснейших смутьянов, готовых в любой момент помогать совместной мощи Сталина и Гитлера.

Мало известный факт: после Второй мировой войны множество эмигрантов перебралось из Франции в Германию. Из страны-победительницы – в страну побежденную! Более бедную, голодноватую, униженную… Но в Германии к русским относились намного лучше, чем во Франции, а уезжать в США хотелось не всем.

Но самое главное – для Гумилева октябрь 1917 года есть отпад России от Европы. Это переживалось очень остро и болезненно не одним Гумилевым.

…А аналогии с Европой продолжались проводиться в эмиграции!

Действительно, во Франции вслед за якобинцами и террором в 1793 году пришел Наполеон Бонапарт. Он брал на службу всех – и роялистов, и революционеров, лишь бы они честно служили ему, Наполеону Бонапарту. Многие дворяне уже тогда смогли вернуться домой, во Францию, и даже сделали карьеру под знаменами императора Наполеона!

И это еще что. В 1815 году Наполеон окончательно проиграл, Франция была оккупирована союзными войсками. Но союзники не преследовали тех, кто служил Наполеону, в самой же Франции восстановили королевский режим и позволили вернуться всем эмигрантам-дворянам. Очень полезный вид оккупации!

Русская эмиграция всерьез ждет появления «русского Бонапарта», пока неведомого «командарма Пилипчука», который произведет контрреволюцию под лозунгами русского национализма, которому станут служить и красные, и белые. Этого «командарма Пилипчука» ждали по крайней мере лет тридцать – с середины 1920-х и до смерти Сталина. Потом ожидания ослабели… И вспыхнули при появлении на политическом горизонте генерала Лебедя.

Сейчас не просто вспомнить всю обстановку радостного энтузиазма начала 1990-х, который охватил многих в русской провинции при появлении Лебедя. Был такой энтузиазм и в эмиграции. Лебедь надолго стал культовой фигурой в НТС и в других эмигрантских организациях. «Наконец-то пришел Пилипчук»!

Мои друзья из НТС могут обидеться, но что поделаешь: их упорное ожидание «командарма Пилипчука» и готовность отождествлять этот вымышленный персонаж с реальными людьми вызывает одну ассоциацию: вдумчивое выяснение старообрядцами – а не скрывается ли под личиной Павла I царь Развей?

Русские европейцы в этом случае вели себя совершенно по-туземному: превратили европейскую историю в фетиш, придумали сходство русской истории с европейской, а потом попытались втиснуть реальность в то, что написано в их «священных книгах».

Несовпадение образов

Очень может статься, Временное правительство и удержалось бы, и собрало бы Учредительное собрание, и возникло бы стабильное законное правительство – если бы Россия была страной одного народа, живущего в одной цивилизации.

Но, во-первых, в Российской империи русские составляли меньше половины населения. И как только рухнула Империя, все народы начали разбегаться из нее, строить свои национальные государства. От прибалтов и поляков до мусульман Средней Азии! Юзеф Пилсудский выглядит и ведет себя совсем не так, как имам Гоцинский, который в Дагестане объявил себя потомком Шамиля и вместе с пророком Узун-Хаджи начал священную войну, джихад, против неверных.