Сеньон посматривал на Лудивину, предоставив ей выбирать тактику общения с психиатром.

– У вас никаких проблем не возникнет, – заверила она. – Но нам необходимы сведения о Мерсье, чтобы продвинуться в расследовании.

– Эти двое натворили что-то серьезное?

Убийцы из скоростного поезда были несовершеннолетними, поэтому ни их фотографии, ни полные имена пока что не попали в прессу, а фамилия Мерсье прошла незамеченной на фоне разнообразных событий, которыми пестрели газеты последние десять дней. Так что Лудивине не показалось странным, что и Малюмон, и персонал клиники еще не связали эти преступления со своими давними пациентами, которые побывали у них много месяцев назад.

– Вы принимаете много больных? – спросила она.

– Стационар рассчитан на сотню мест, но аншлага у нас не бывает. Добровольное лечение не должно затягиваться, и пациентам рекомендуется менять клиники. Таких гостей у нас меньше, чем тех, кого присылают на принудительную госпитализацию. Судя по вашей реакции, ответ положительный: Мерсье и Галанэ сделали что-то серьезное, но вы не желаете это обсуждать.

– Они убили десятки человек, – сказала Лудивина.

У психиатра дрогнули брови – это был первый намек на эмоции с момента их знакомства.

– Речь о том, что произошло в скоростном поезде на прошлой неделе?

– В том числе и об этом.

Малюмон откинулся на спинку кресла; кожаная обивка заскрипела под его весом.

– Вы можете мне сказать, были ли зафиксированы у Мерсье и Галанэ приступы беспокойства или буйства во время их пребывания в клинике? – спросила Лудивина, указав на ноутбук, словно он хранил все тайны.

– Это деликатная тема. Вопрос напрямую касается моих пациентов, и я не могу ответить без официального требования. Вам нужно обратиться к их родственникам. Мне очень жаль, но, как вы сами понимаете, я должен защищать репутацию заведения и не имею права выдавать конфиденциальные сведения, ограниченные рамками отношений психотерапевт – пациент, первым встречным. Это незаконно.

– Мы офицеры Национальной жандармерии и ведем уголовное расследование, – отрезал Сеньон. – Что может быть законнее?

Взгляд ледяных глаз в полной тишине переместился на здоровенного парня в толстовке.

– Вы прекрасно поняли, что я имел в виду, – сухо произнес директор.

Лудивина, поморщившись от раздражения, продолжила:

– Вы не могли бы проверить также имя Кевен Бланше?

– Мне оно, по крайней мере, ни о чем не говорит, – отозвался Малюмон, набирая его на клавиатуре. – Нет, под такой фамилией у нас никто не зарегистрирован.

– Вы принимаете людей под вымышленными именами, если они не хотят показывать документы? – спросил Сеньон.

– Такого у нас не бывает. У отдыхающих из восточного крыла нет никаких причин скрывать от нас свою личность, а другие поступают в клинику по решению суда, так что их личность заранее установлена.

– Проверьте на всякий случай аббревиатуру ГФЛ или имя Говард Лавкрафт, – попросила Лудивина.

Поиск по базе ничего не дал.

– Сеньон, как зовут задержанного в торговом центре?

– Марк Ван Докен.

Директор набрал в поисковой строке и это имя, затем покачал головой.

– Тогда Михал Баленски, – сказала Лудивина.

Малюмон удивленно вскинул брови:

– Вы что, разыскиваете целую армию убийц?.. Нет, никаких Баленски у нас тоже не было.

Лудивина даже цокнула языком от разочарования. Время шло, задерживаться дольше было нельзя.

– Двоих-то все-таки нашли – значит, не зря приехали, – попытался успокоить ее Сеньон.

Она рассеянно повернулась на кресле, оглядывая кабинет. Здесь повсюду были книги – в основном по психиатрии, многие на английском, но она также заметила дорогие издания, посвященные винам, виски и коллекционным автомобилям. На полках кое-где стояли украшения – африканские маски, японский бонсай в пластиковом контейнере, слон из сандалового дерева, желто-синий мексиканский череп со Дня мертвых – сувениры из путешествий. За непроницаемой маской директора-психиатра скрывался человек, не чуждый радостям жизни. В точности как Микелис…

Она развернулась обратно и взглянула на его руки – есть ли обручальное кольцо. Оно было – старое, золотое, на безымянном пальце левой руки. А на столе стояла боком к ней фотография в рамке. Рассмотреть снимок как следует в таком ракурсе Лудивина не могла, но различила на нем светловолосую женщину и смеющуюся девочку рядом с Малюмоном. Жалко, что не удается разглядеть получше лицо психиатра на этой фотографии – ей интересно было узнать, какое у него выражение, когда он с семьей.

Внезапно Лудивина наклонилась через стол к директору:

– Если я предоставлю вам полное досье по уголовному делу, вы сможете составить психологический портрет преступника?

– Что, простите? Думаю, вы обратились не по адресу. Я не профайлер, или как вы там это называете на своем жаргоне.

– Но вы психиатр, да еще с огромным опытом, и в вашей клинике проходили лечение двое из наших подозреваемых. В отличие от нас вы можете взглянуть на дело свежим взглядом и, возможно, найдете психологические связи, которые мы упустили, заметите что-то особенное в их поведении. Ведь это вас ни к чему не обязывает.

– Во-первых, это отнимет у меня время, а во-вторых, я могу ошибиться и направить вас по ложному следу.

– Я готова рискнуть. Есть в вас что-то такое… что подсказывает мне – надо попробовать.

Малюмон даже не улыбнулся, услышав комплимент. Он смотрел на Лудивину все тем же ледяным взглядом.

– Разумеется, все останется между нами, – добавила она.

Психиатр сплел пальцы под подбородком и слегка качнул головой в знак согласия.

– Не ждите от меня версий, основанных на нерушимых доказательствах, – холодно произнес он.

– Сейчас нам любые версии пригодятся…

Двое жандармов встали, и Лудивина первая пошла к двери. Она хотела еще попросить у дежурного в приемной список персонала клиники, но директор окликнул ее на пороге кабинета:

– Я не могу открыть вам доступ к медицинским картам и списку пациентов – это будет нарушением профессиональной этики, но помнится, вы спрашивали про их посетителей. Рекомендую вам на выезде с территории заглянуть в сторожку и сделать пару фотокопий. Сторож не врач, и у него записаны имена всех гостей, побывавших здесь.

На этот раз в голубых глазах поблескивал не лед, а искорка интереса.

Лудивина возликовала: Малюмон уже вступил в игру, и эта игра его захватила.

Страх спаял их намертво.

Мужчина и женщина – совсем молодые, нет и тридцати, – прижались друг к другу, вцепившись скрюченными, парализованными пальцами в одежду изо всех сил, словно боялись выпустить хоть молекулу.