Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успела я докончить свою мысль, как в комнатувошли трое крепких мужчин все того же, братковского вида. Не обращая на меняникакого внимания, братки подошли к Петьке, внимательно его осмотрели и поднялис кровати.
– Ребята, вы бы поосторожнее… Он жечеловек все-таки, даром что мертвый… Я вас очень прошу, поосторожнее,пожалуйста. Ребята, вы же не мешок с картошкой взяли, а человека… Вам толькоящики у магазинов носить, ей-богу. Какие-то вы больно грубые…
Но братки словно не слышали моих слов и велисебя так, будто в этой комнате меня не было. Взяв Петьку за руки и за ноги, онинаправились к выходу, а я решительно засеменила следом за ними.
– Ребята, вы его в машине аккуратновезите. Не трясите его сильно и машину не гоните. А когда приедете, то если тамв двери звонок есть, вы на него нажмите, а если нет звонка, то хотя быпостучите… Это для того, чтобы он на пороге долго не лежал и его побыстреенашли. У него паспорта с собой нет. Наверное, дома забыл. Но ничего страшного.Я ему бумажечку с адресом написала и даже семейное положение указала. Это так,на всякий случай…
Один громила сплюнул на пол, окинул меняпрезрительным взглядом и процедил сквозь зубы:
– Послушай, а ты ему пирожков с собой надорожку не напекла и не завернула?!
– Пирожков? – растеряннопробормотала я. – Нет, пирожков не пекла.
– А зря. А то можешь дать ему с собойкакой узелочек. Вдруг он по дороге в морг жрать захочет…
– Не жрать, а есть, – еле слышнопоправила я громилу. – И не надо так шутить…
– А тут никто и не шутит. Тут все говорятсерьезно. А ты платочек ему носовой в карман положила?
– Зачем? – не поняла я.
– Затем, чтобы он сопли вытирал, если ониу него, конечно, потекут.
– Смотри, чтобы у тебя ничего не потекло…
Громила посмотрел на меня все тем жепрезрительным взглядом и злобно сказал:
– Если у меня что-то потечет, то я тому,из-за кого у меня потечет, все ребра переломаю.
Когда братки вынесли Петьку на улицу, япроводила их прощальным взглядом, запрятала все свои обиды в дальний угол ипроизнесла напоследок:
– Ладно, ребята. Удачи вам… Только вмашине его, пожалуйста, не трясите.
Как только братки скрылись за дверью, яувидела суровое, можно даже сказать, каменное, лицо вошедшего в дом Ворона исразу поняла, что он очень недоволен.
– Гера, я это… Я ребятам кое-какиенаставления дала… Чего-то они у тебя какие-то заторможенные. Ведут себя так,будто совершенно не умеют с трупами обращаться…
Ворон не сказал мне ни единого слова. Онпросто подошел ко мне совсем близко и отвесил довольно звонкую и болезненнуюпощечину. Признаться честно, я совершенно не ожидала такого поворота событий иот удивления широко раскрыла рот. Пощечина! Она была довольно громкая идовольно унизительная… Я слегка качнулась и потерла раскрасневшуюся щеку. Ябыла слишком потрясена, слишком беспомощна и слишком разгневана.
– Ты чего?!
– Ничего!
– Да кто дал тебе такое право?!
– Я тебе уже говорил, что у меня намногобольше прав, чем ты думаешь.
– Но у тебя нет на меня никаких прав!
– У меня на тебя все права!
– Что?!
– Что слышала!
Моему возмущению не было предела. Я задышала,как рыба, выброшенная из воды на берег, и стала жадно ловить воздух. У менязастучало в висках, голова закружилась, и я пошатнулась. Я отошла от Ворона какможно дальше и произнесла решительным голосом:
– Уходи! И если ты еще хотя бы разпопробуешь меня ударить или просто когда-нибудь появишься в моей жизни, то…
– То что?! Что ты мне сделаешь?! Что?!
– Я… Я… – Меня затрясло, как влихорадке, но я так и не смогла ответить на этот вопрос. – Я тебяненавижу…
– Надо же! И как давно?
– Всю жизнь…
Мне хотелось его убить. Кто б только знал, какже мне хотелось его убить… Глотая соленые слезы, я приложила все усилия длятого, чтобы не разрыдаться и не впасть в настоящую истерику. Я не любилапоказывать свою слабость, особенно мужчинам, а сейчас я была слаба. Господи,как же я была слаба, и мне было невыносимо стыдно за собственную слабость.
– У меня серьезные ребята, они делаютсерьезную мужскую работу, а ты вела себя как настоящая идиотка, котораясовершенно не ценит жизнь. Тебе повезло, что мои ребята не взяли тебя за руки иза ноги и не понесли следом за твоим другом. Прости, что мне пришлось тебяударить. Но ты кого хочешь до этого доведешь.
Я опустила голову и подумала о том, как многоэмоций переживает человек за какие-то несколько минут. Я даже подумала о том,что Ворон не такой жестокий, каким хочет казаться, что под маской суровоститаится самая настоящая нежность. По крайней мере со мной происходит именно так…
Ворон полез в карман, достал пачку сигарет изакурил. Затем медленной, небрежной походкой подошел ко мне совсем близко исерьезно проговорил:
– Я понимаю, что ты никогда никого неслушаешь и даже ни к кому не прислушиваешься, что ты живешь без тормозов,просто катишься по прямой, и все… Но иногда надо прислушиваться к тому, кторядом, и опять хотя бы иногда включать свои тормоза.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Тогда я скажу тебе так, чтобы тыпоняла. Видишь ли, на свете есть чисто мужские дела, ими занимаются толькомужчины, и женщине в них соваться ни к чему. Я сказал, чтобы ты не высовываласьиз комнаты и постелила нам постель. Я это говорил или нет?!
– Ну говорил.
– Так вот, я не люблю повторять дважды. Ялюблю, чтобы меня слушали с одного раза. Ты не должна была заходить в комнату,где труп, и показываться моим ребятам…
– Но почему? Петька же мне был не чужой!Я адрес написала, чтобы его побыстрее нашли. И в конце концов, я хотела с нимпопрощаться… И за себя и за Люську.
– Я тебе сказал, что ты не должна былавыходить из комнаты и мои ребята не должны были тебя видеть!
– Но почему?!
– Потому что в том, что сейчас произошло,не место женщине.
– Ты хочешь сказать, что твои ребятамогут меня убрать как ненужного свидетеля?!