• глубинные интегративные структуры общества (их институциональная матрица – «геном»);

• господствующая в обществе модель социального государства (часто называемого также государством благосостояния);

• характер политических институтов и степень развития институтов гражданского общества;

• господствующая ментальность и активность сторонников тех или иных ценностей.

Яркой иллюстрацией роли «генома» общества служит сравнение демографической политики КНР и латиноамериканских государств. Хотя «вызовом» в обоих случаях являлся демографический взрыв, поглощавший социальные инвестиции, способы «ответа» оказались различными и определялись специфическими «геномами» китайского и латиноамериканских обществ.

В КНР была выстроена институциональная структура, обеспечивающая реализацию демографической политики силами государственных служащих. На микроуровне большую роль играл контроль в производственных коллективах. Весьма значительной оказалась роль административного принуждения, которое, тем не менее, не воспринималось населением как нарушение вековых традиций в отношениях правителей и управляемых.

В Латинской Америке основную роль в проведении демографической политики играли неправительственные организации, ассоциированные с Международной ассоциацией планируемого родительства, такие как бразильская BEMFAM и колумбийская PROFAMILIA. Правительства занимали по отношению к вопросам регулирования рождаемости позицию нейтралитета, впрочем, весьма благожелательного к неправительственным организациям. Огромную роль, как и во всей латиноамериканской истории, сыграл импорт инноваций, в данном случае контрацептивных технологий. Принуждение, если и имело место, то носило экономический характер и не было государственным (единственным исключением был период правления А. Фухимори в Перу).

Институциональная матрица китайского общества и порожденная ею структура его политических институтов сделала возможной эффективное проведение «политики одного ребенка». Для индийского общества такая политика оказалась невозможной, что, хотя и не без конфликтов, привело к преобладанию в ней «широкого» (семейно-демографического) подхода.

Весьма поучительным оказался опыт двух попыток реализации демографической политики, шедших вразрез со сложившимися институциональными структурами – в Индии середины 1970-х гг. и Перу во второй половине 1990-х (подробнее см. соответствующие главы). В обоих случаях меры, вступившие в противоречие со сложившимся менталитетом населения, определяемым в немалой степени религией, потерпели быстрое фиаско. В обоих случаях невозможность проведения демографической политики, противоречившей менталитету населения данной страны, была во многом обусловлена структурой сложившихся в ней политических институтов. Конец непопулярной демографической политики в обеих странах наступил в результате победы на выборах кандидатов от оппозиции.

Значительную роль в формировании демографической политики играют также национальные модели социального государства, обусловленные историческими особенностями формирования тех или иных обществ. Логическим следствием институциональной матрицы шведского общества, в основе которой лежит представление о государстве как о «народном доме»,[405] явилась патерналистская семейная политика, немыслимая (по институциональным, а не экономическим причинам!) в США, явно не уступающих по уровню экономического развития Швеции.

Еще одним каналом влияния институциональной структуры на демографическую (или семейную) политику является место в этой структуре институтов гражданского общества. Последние, как известно, являются продуктом длительного исторического развития и играют различную (в одних случаях значительную, в других – относительно небольшую) роль в жизни различных обществ. Это, в свою очередь, оказывается одним из источников национальной специфики демографической (или семейной) политики. Так, в семейной политике ФРГ велика роль неправительственных организаций и региональных органов власти Германии, что напрямую вытекает из принципа субсидиарности, положенного в основу послевоенного устройства ФРГ: вышестоящие звенья системы управления не должны браться за то, что могут успешно выполнить нижестоящие. Подобную модель семейной политики нельзя просто импортировать, поскольку она может успешно функционировать лишь в условиях развитого гражданского общества.

Возможности и пределы институционального подхода в демографии. Хотя в данной работе институциональный подход использован для анализа региональных проблем, он вполне применим и в демографической глобалистике. Его можно, в частности, использовать при анализе явных и скрытых «правил игры», определяющих взаимоотношения крупнейших игроков на мировой демографической сцене – национальных правительств, Фонда ООН в области народонаселения (ЮНФПА), международных неправительственных организаций, частных фондов, финансирующих демографические программы по всему миру, фирм, разрабатывающих и продвигающих на рынок контрацептивы и контрацептивные технологии, и т. д. Эта тема, выходящая за рамки данной книги, отчасти раскрыта в интересной монографии Л. Лассонд,[406] отчасти – в публицистической критике деятельности организаций, активных в сфере демографической политики.

Пределы институционального подхода определяются, на мой взгляд, не масштабами территориального охвата, а другой свойственной данному подходу особенностью – очевидным акцентом на качественный, а не количественный анализ. Институциональный анализ позволяет описать на качественном уровне сцепление причин и следствий, определяющих деструктивные феномены демографического развития (низкую и сверхнизкую рождаемость, стагнацию или снижение продолжительности жизни и т. д.), но не является инструментом количественного прогнозирования. Перевод результатов институционального анализа на «язык чисел» – сложная задача, которая, вероятно, никогда не будет до конца формализована. Институциональный анализ, пытающийся проникнуть в хитросплетения социальных сил, и демографические прогнозы, основанные на перенесении выраженных в математической форме закономерностей прошлого в будущее, по-видимому, и далее будут сосуществовать в параллельных научных мирах, скорее перекликаясь, чем пересекаясь. Оба эти подхода являются, тем не менее, необходимыми инструментами информационной поддержки демографической политики.

Население Российской Федерации продолжает уменьшаться. В 1992 г. в России насчитывалось 148,3 млн жителей, по оценке на 1 января 2007 г. – 142,2 млн. За 2006 г. численность умерших превысила численность родившихся на 561 тыс. человек. По значениям коэффициента естественного прироста населения Россия, Белоруссия и Украина занимают три последних места в мире. Миграционный прирост населения России лишь в некоторой степени (в 2006 г. на 18,6 %) компенсировал его естественную убыль. Демографическая ситуация в стране является, таким образом, крайне тяжелой. Поскольку основные тенденции демографического развития России ранее многократно описывались в научных и популярных работах, мы остановимся главным образом на причинах сложившейся ситуации и возможных путях ее улучшения.