Она заколебалась, но ни на миг не отвела глаза.

— Он сказал, что ты — джен-теп. Я давным-давно поклялась, что Сутарей будет единственной из твоего народа, кого я стерплю. Поэтому я пришла, чтобы соблазнить тебя. Заставить тебя пойти со мной на утес. Многие люди, которые впервые сюда приходят, когда видят, что демон появляется из того, у кого такая же болезнь, как у них, просто делают шаг прямо с края скалы. Ни у кого не возникло бы вопросов.

Турнам. Диадера. Наверняка Гхилла. Сколько здешних людей хотели убить меня, едва увидев?

— Так что же произошло? — спросил я.

Кончики пальцев Диадеры провели по извилистым черным линиям вокруг моего глаза.

— Это. Я никогда не встречала никого, чьи метки были из той же эфирной плоскости, что мои. На секунду, коснувшись их, я не почувствовала себя…

— Одинокой, — сказал я вслух.

Она кивнула, убрав руку.

— Твоя подруга медек — она сказала тебе, что это такое? Просыпаться каждый день и знать, что твоего народа нет? Что все они убиты, жестоко, ужасно, и что никто не пролил о них ни слезинки?

— Мне жаль.

— Прекрати это повторять! Мне не нужна твоя жалость.

— Нет, я не имею в виду, что сожалею о том, каково быть медеком.

Я отошел от решетки.

— Я не знаю, что чувствуешь, когда теряешь свой народ. Я знаю только, что чувствуешь, когда твои соотечественники ненавидят тебя, охотятся на тебя и желают видеть тебя мертвым.

— Тогда ты должен хотеть увидеть их страдания! — Диадера так крепко сжала прутья, что побелели костяшки пальцев. — Джен-теп презирают Черных Теней, Келлен! Ненавидят их так же сильно, как ненавидели мой народ, а ты знаешь, что они сделали с нами! Даже твоя подруга, трехпалая девочка с гиеной, сбежала от тебя, как только увидела остальных и поняла, кем тебе суждено стать. Они больше не твой народ, Келлен. Ты должен хотеть увидеть, как джен-теп будут стерты с лица земли!

— Я хочу этого, — признался я. — Иногда хочу так сильно, что почти желаю, чтобы демон внутри меня одержал верх.

— Так объединись с нами! Пообещай работать с аббатом и…

Я покачал головой.

— Проблема в том, что я продолжаю думать о своей подруге. Ее зовут Фериус Перфекс. Она спасла мне жизнь, а потом полностью перевернула ее вверх тормашками. Самая сумасшедшая персона, какую только можно встретить. Несмотря на все, что она видела, несмотря на все уродливое, что показывал ей мир, она встает каждое утро и пытается его спасти. Не только пытается спасти — делает это с радостью. С радостью, Диадера. Каждый шаг она делает на Пути Полевой Ромашки. Ты можешь такое себе представить?

Некоторое время царило молчание, но, наконец, Диадера сказала:

— Похоже, она удивительная. Жаль, что я не встретила ее раньше.

— Ты все еще можешь ее встретить.

— Нет.

— Есть одно, чему я научился, странствуя по длинным дорогам: никогда не поздно, если только ты сам не решил, что все потеряно.

Ух ты. Фериус гордилась бы этой фразой.

— Эта женщина, эта Фериус, которая, по твоим словам, спасла тебе жизнь? Аббат спас меня. Он научил превращать в силу всю мою ярость и беспомощность. Вместо того чтобы жить в страхе перед Тенями, я использую их, чтобы защищать людей, которые дороги мне. Вместо того чтобы прятаться от врагов, я заставляю их прятаться от меня.

— Звучит благородно. Не могу поверить, что никто не сложил об этом песню.

Она не клюнула на приманку.

— Моя жизнь будет короткой, а смерть — ужаснее, чем у большинства. Я не могу позволить себе ждать любви или дружбы, не могу позволить себе любой лжи, которую говорят люди, чтобы утешиться. Но я все-таки могу найти удовольствие и цель и извлекать из них всевозможное утешение… Пока могу.

— Даже если это означает помочь аббату исполнить ритуал отрицания над его врагами? Ты действительно с этим смирилась?

Не отводя от меня взгляда, она распахнула пальто и расстегнула рубашку ровно настолько, чтобы я смог увидеть верхнюю часть отметин, которые она вырезала на своей коже.

— О, Диадера… зачем?

— Потому что я выбрала, на чьей я стороне, Келлен. Когда начнется бой, если дела пойдут плохо и моя жертва будет означать, что аббат сможет задержать этих монстров джен-теп еще хоть на минуту… Я отдам ему свои Тени и скользну в то, что ждет меня после смерти, с улыбкой на лице.

Она отошла от решетки.

— Жаль, если это тебя разочаровывает.

— Нет, Диадера. Это мне жаль.

Легкая улыбка появилась на ее губах.

— Сколько раз я должна повторить, чтобы ты перестал так говорить? Мне не нужна твоя жалость, Келлен.

— Это не жалость. Я просто хочу, чтобы ты в кои-то веки узнала настоящую дружбу.

Я оглянулся на дорожную сумку, стоящую рядом с кроватью, и на мгновение прислушался к доносящимся оттуда храпу и ворчанию.

— Он крадет мои вещи, кусает меня, а теперь даже не может говорить со мной, но все равно рядом с ним я чувствую себя лучше.

— Это не дружба, Келлен. Это называется иметь питомца.

— Шшшш, — прошептал я. — Он тебя слышит и, наверное, прямо сейчас хочет сожрать твои глаза.

Я вернулся к решетке, сознавая, как рискую, но желая в последний раз почувствовать странную связь, которую, наверное, никогда не разделю с другим человеком.

— Если бы у тебя был шанс по-настоящему узнать Рейчиса, ты бы поняла, что в дружбе самое главное.

Я чувствовал, как она прощупывает, пытается проникнуть глубже в мой разум. Я впустил ее туда, но только по пути, который для нее продолжил.

— Ты бы сделал для него все, что угодно, — думала она.

— Это я и пытаюсь тебе сказать, Диадера. Неважно, насколько плохо все идет или насколько сильно ты их разочаровываешь, настоящие друзья никогда тебя не бросают. Даже если им приходится притворяться, будто бросают.

Слишком поздно ее глаза распахнулись, когда она, наконец, поняла.

Веснушки ее Черной Тени взлетели в воздух, рой выискивал угрозу, которая была здесь все время. Диадера не видела ее по той простой причине, что не могла себе такого представить.

Удар был быстрым, и она осела на пол. Рыжие локоны скользнули между прутьями, как будто она пыталась дотянуться до меня хотя бы волосами.

— Давно ты здесь? — спросил я у темноты.

— Я пришла раньше, чем она тебя сюда притащила, — ответила Нифения, шагнув ближе к решетке, чтобы я мог ее увидеть.

Айшек мягко ступал рядом с ней.

— Как вы вернулись в аббатство?

Нифения довольно неизящно фыркнула: