Я юркнула к себе, а Кейд пошел в комнату Хоуп. А затем все завертелось очень быстро. Кейд сбежал вниз, громко позвал папу. Мама присоединилась к ним. Все говорили одновременно, не обращая внимания на меня. Мама схватила Тори за плечи, стала трясти ее и кричать на нее. А Тори стояла тихо-тихо.

Папа оттащил маму от Тори и велел ей сразу же позвонить в полицию. И стал расспрашивать Тори дрожащим голосом. Она рассказала ему об их планах и как она не могла прийти, потому что упала и больно ушиблась. Но Хоуп пошла, и кто-то ее выследил. Все это Тори говорила тусклым, бесцветным голосом, как взрослая. И не сводила с папы глаз. Она сказала, что может отвести его к Хоуп.

Позднее я узнала, что именно так она и сделала, отвела папу и Кейда, а за ними следовала полиция, к болоту, к Хоуп.

После этого жизнь стала совсем другая для всех нас».

Фэйф захлопнула блокнот и откинулась на спинку скамьи. Птицы щебетали, в воздухе стоял густой запах влажной земли и цветов. Мраморная статуя, вечно юная, молча улыбалась.

«Как это похоже на папу, — подумала Фэйф, — прикрыть ужасающее, отталкивающее покровом красоты. Может быть, претенциозное, но — утверждение: «Хоуп жила и живет. И она принадлежит мне». Интересно, приводил ли он сюда свою женщину? И эта женщина, ради которой он отвернулся от семьи, слушала его воспоминания, была свидетельницей его горя? Почему же он приводил сюда ее, а не меня?»

Фэйф достала сигарету. И внезапно, к собственному удивлению, расплакалась. Она плакала о Хоуп, об отце, о себе. О тщете жизни, о тщете грез. О тщетных усилиях любви.

Тори остановилась у клумбы первоцвета. Этот островок цветов произвел на нее потрясающее впечатление, но мысленным взором она видела болото, заросшее буйной зеленью. И эти два образа никак не могли слиться воедино. Усилием воли она прогнала видение прошлого.

Перед ней стояла Хоуп, навечно заключенная в камень. А перед Хоуп сидела Фэйф и плакала.

Тори сделала над собой усилие и подошла, опустилась на скамью и стала ждать.

— Я сюда никогда не приходила, — сказала Фэйф. И, достав платок, высморкалась. — И думаю, потому, что не понимаю, ужасное это место или прекрасное.

— Нужно обладать мужеством, чтобы из этого ужасного места создать уголок покоя.

— Мужеством? — Фэйф сунула платок в сумочку, резким движением зажгла сигарету. — Ты думаешь, это было смелым поступком?

— Да. Твой отец был хорошим человеком. Он всегда был добр ко мне. Даже после… — Тори не смогла выговорить страшных слов. — Даже после он по-прежнему оставался ко мне добр. А это было нелегко.

— Он нас бросил. В эмоциональном плане — как сказали бы психотерапевты. Он бросил нас всех ради мертвой дочери.

— Не знаю, что и сказать тебе. Нам не дано с тобой знать, что это такое — потерять свое дитя.

— Я потеряла сестру.

— Я тоже, — тихо ответила Тори.

— Мне не нравятся твои слова. И не нравится, что мне они не нравятся, так как это правда.

Фэйф вздохнула и сунула руку под скамью.

— У меня тут большой кувшин с охлажденной «Маргаритой». Подходящее питье в теплый вечер.

— За Хоуп, — и Фэйф чокнулась пластиковым стаканчиком с Тори. — Горчит больше, чем лимонад, который мы с ней здесь пили. Она любила лимонад.

— Лайла всегда для нее готовила по-особому, много мякоти и сахара.

— В ту ночь она принесла с собой бутылку колы. Она стала теплой за дорогу сюда, и Хоуп… — Голос Тори дрогнул.

— Ты все еще так ясно себе представляешь?

— Да, и лучше будет, если ты не станешь меня расспрашивать. Я ни разу не приходила сюда со времени приезда. Я не трусиха, но я должна как-то справляться с прошлым и жить.

— Я тоже не из трусливых. Возьми оба мои брака. Лично я считаю себя победительницей, так как сумела разделаться с ними без рубцов и шрамов.

— Ты любила?

— Когда?

— В том и другом браке?

— Нет. В первый раз меня просто мучила неотступная похоть. А этот парень мог спариваться как кролик, чуть не сутки напролет, и он исполнял свои супружеские обязанности сполна. Он в точности соответствовал всему тому, что презирала моя матушка. Разве я могла не выскочить за него замуж?

— Но ты могла бы просто заниматься с ним сексом.

— Я и занималась, но брак был как пощечина матери. Вот тебе, мама.

Фэйф откинула голову и рассмеялась.

— Господи, ну какая же я была идиотка. Во второй раз это было скорее импульсивным поступком. Ну и, конечно, секс тоже играл роль. Мой второй муж был слишком стар для меня и еще женат, когда началась наша связь, что было маленькой местью отцу. Сначала он был мне верен, но быстро надоел. А потом я ему тоже надоела, и он стал изменять мне. Я не осталась в долгу, а после развода получила немалый куш, и надо сказать, что заработала из этих денег каждый цент.

— А почему ты сейчас с Уэйдом?

— Сама не знаю. — Фэйф передернула плечами. — Он красив, он просто потрясающий любовник. Но ветеринар? Это никогда не входило в мои планы. А он все усложняет тем, что любит меня. — Она сделала большой глоток. — И я чувствую какое-то обязательство перед ним.

— Ну, это его проблема.

Фэйф быстро, словно ее ударили, повернулась:

— Ну от тебя я никак не думала услышать такое.

— Мне кажется, Уэйд всегда поступал как хотел и добивался чего хотел. И, возможно, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. Хотя я в мужчинах плохо разбираюсь.

— Ну, это легко. — И Фэйф наполнила стакан Тори. — Половину времени они думают своими причиндалами, а половину о своих игрушках.

— Не очень-то любезное мнение для женщины, у которой есть и любовник, и брат.

— Но я не сказала ничего дурного. Я люблю мужчин. Некоторые даже говорят, что чересчур люблю и чересчур многих… Я всегда предпочитала мужскую компанию. Женщины гораздо хитрее мужчин и склонны остальных женщин считать своими соперницами. Мужчины же видят в себе подобных — конкурентов, а это совсем другое дело.

Фэйф взяла блокнот.

— Мне вдруг захотелось кое-что записать, а я редко подавляю свои желания. Не хочешь прочесть?

Она встала и прошлась немного со стаканом в руке и сигаретой в другой. Она остановилась возле статуи сестры и всмотрелась в лицо. Когда-то и у нее было такое же. И она оглянулась на Тори. Такая спокойная. Холодная. Хотя внутри кипят страсти. Она раздавила сигарету.

— Может, мне стоит заняться сочинительством, — сказала она беззаботно, подходя к Тори, — ты как будто увлеклась.

Да, Тори захватил ритм слов и образов. Было и забавно, и грустно читать все это. А затем грудь стеснило, она чувствовала тяжесть на сердце, и оно забилось гулко и часто. Оно и понятно. Место, воспоминания Фэйф и ее собственные — все обрушилось на нее. Внезапный холодок пробежал по спине, и боковым зрением она увидела, как со всех сторон подступает мрак. Блокнот выскользнул у нее из рук, упал на землю, и слабый ветерок зашелестел страницами.