всю эту исто­рию он смотрит не глазами очевидца, а с чисто догматической точки зрения позднейшего повествования; правди­вость своего рассказа он подкрепляет даже клятвою (!), в то время как настоящий Павел, надо думать, должен был распо­лагать совершенно иными средствами для того, чтобы под­черкнуть неправильность отвергнутой им версии. Тот же, кто дает клятву, избегая доказательств, которые не должны были бы представлять для него серьезного затруднения, навлекает на себя вполне понятные подозрения. Однако, и самому ав­тору Послания к галатам поведение, которое он приписы­вает Павлу после его обращения, не могло не показаться мало правдоподобным, или, по крайней мере, довольно странным. Этим объясняется его торжественное уверение, что он говорит истину. Такое отношение к истории обра­щения Павла с обеих сторон, со стороны автора Послания к галатам и автора Деяний, можно считать нормальным только в такое время, когда вообще не сохранилось сколько-нибудь определенных воспоминаний о фактическом ходе со­бытий и когда Павел уже успел сделаться своего рода ле­гендарной личностью, о которой можно было рассказать все, что угодно. Но это было бы совершенно непонятно, если бы существовало действительное историческое преда­ние о личности Павла; ибо тогда первый из этих авторов не осмелился бы переработать упомянутое повествование в духе ветхозаветного рассказа, а второй не рискнул бы изложить его в диаметрально противоположном духе, как бы ему ни хотелось оттенить самобытность Павла и независимость последнего от Иерусалима.

Совет апостолов.

Независимость Павла от Иерусалима подчеркивается ав­тором Послания к галатам и тогда, когда он, продолжая свое повествование, сообщает о том, как Павел через четырна­дцать лет после только-что описанных событий (впрочем, неясно, имеет ли он при этом в виду посещение Павлом Иеру­салима или его обращение), под влиянием откровения, от­правился с Титом и Варнавой в Иерусалим и предложил мест­ной общине, главным образом наиболее именитым членам ее, свое языческо-мистическое евангелие, чтобы выяснить, не была ли напрасна его предыдущая деятельность. Но даже сопровождавшего его Тита, хотя тот был эллин, никто не заставлял обрезаться несмотря на то, что в упомянутую об­щину, якобы, прокралась лжебратия, стремившаяся скомпро­метировать ту свободу от закона, которую он, Павел, проповедовал именем Христа язычникам. Но ни на час — так уверяет повествователь — Павел им не уступил. И главари иерусалимской общины ничего не добавили к его благовествованию. Напротив, увидав, что он со своим евангелием в действительности добился среди язычников такого же успеха, какой Петр со своим евангелием имел среди иудеев, они, а именно Иаков, Кифа и Иоанн, считавшиеся «стол­пами» общины; подали ему и Варнаве руку общения и сго­ворились с ними, что те двое пойдут к язычникам, а они будут выполнять свою миссию среди иудеев; при этом они поставили условием, чтобы Павел позаботился о нищих иудео-христианах, что апостол будто бы и исполнил в точности.

Здесь опять-таки бросается в глаза усердие, с которым мнимый Павел подчеркивает свою независимость от иеруса­лимских апостолов. Подобно тому, как раньше он уверял, что источником его евангелия является не устное сообщение, а будто бы откровение, так и теперь он опять-таки утвер­ждает, что свое путешествие в Иерусалим он предпринял под влиянием откровения, а не по поручению других, по соб­ственному почину, а не из уважения к более высокому авто­ритету иерусалимских апостолов, с мнением которых он должен был считаться. Не без раздражения говорит он о «знаменитых чем-либо» (2, 6) и о почитаемых «столпами» (2, 9) и определенно подчеркивает, что ему безразлично, кем они были раньше, ибо бог не придает никакого значения лич­ности (2, 6). При этом он, по-видимому, совершенно не заме­чает нелепости того соглашения, которое, по его словам, состоялось между Павлом и иерусалимцами. Согласно этому соглашению, Павел и Варнава должны были проповедовать евангелие среди язычников, а Петр и его приближенные — среди иудеев; этот план был явно невыполним в городах, где иудеи и язычники жили вперемежку и где, по­этому, апостолы не могли беседовать с одними, не будучи услышаны другими. Если Деяния и заслуживают доверия в каком-либо пункте, то лишь в том, где говорится, что со своей проповедью апостолы прежде всего обращались к иудеям и что Павел и Варнава первоначально выступали в синагогах. В гл. 13, 46 Павел говорит иудеям: «Вам пер­вым надлежало быть проповедану слову божию; но так как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот мы обращаемся к язычникам». Тем не менее, Павел продолжает проповедовать в синагогах. Более того, в самом Риме он прежде всего созывает знатнейших из мест­ных иудеев и проповедует им евангелие, и только после того, как его слова не произвели на них никакого действия, он с горечью восклицает: «Итак, да будет вам известно, что спасение божие послано язычникам: они и услышат» (28, 28). Следовательно, Павел, как и все другие апостолы, явился со своим евангелием сначала к иудеям, и только безуспеш­ность его проповеди среди них сделала его языческим апо­столом. Это совершенно естественно, так как проповедь о спасении людей через искупительную смерть мессии по са­мому существу своему предназначалась для иудеев. Только в тех словах, с которыми обращается к Павлу небесный вла­дыка, идет речь о нем как об апостоле язычников (9, 15; 13, 47; 22, 21; 26, 17). Но ясно, что это позднейшая вставка, имевшая целью показать, что неудачи проповеди Павла среди иудеев были предсказаны богом. Между тем Послание к га­латам стремится, очевидно, обрисовать Павла с самого на­чала как языческого апостола. Однако, несколькими сти­хами ниже (2, 11 и сл.) он заявляет, что в антиохийской об­щине тоже были иудеи (ср. также 1, Кор. 7, 17 и сл.), и не только здесь, даже в Коринфе, якобы, существовали иудео-христианские посланцы, которые, ссылаясь на первоапосто­лов, действовали в духе последних (1 Кор. 1, 10; 2 Кор. 9, 3 и сл.). Следовательно, ни одна из обеих партий не заклю­чила никакого торжественного соглашения.

Отсюда видно, что автор Послания к галатам противо­речит не только Павлу Посланий к коринфянам, но и самому себе, особенно тогда, когда он пытается внушить, что пер­воапостолы одобрили евангелие, которое он проповедовал, протянули ему руку общения и благословили деятель­ность его, как языческого апостола. Однако, в этом еван­гелии, если только оно было таким, каким его изображаем Послание к галатам, неприязнь к иудейскому закону выра­жена с такой резкостью, что иудеям оно должно было пока­заться прямо-таки хулой на бога. Полное отпадение от иудейства требуется здесь с такой строгой последователь­ностью, что всякого, кто только обрезывается, автор объ­являет врагом мессии и утверждает, что такой человек дол­жен