Лавиния ослепительно улыбнулась.

– Боже! – воскликнул он. – Не делай этого слишком часто, пока мы не встанем рядом перед алтарем – или не ляжем в постель для новобрачных. С меня достаточно. А теперь посмотрим, как это получится. – Он откашлялся. – Значит, начинаем. Я тебя люблю. Ты это хотела услышать? Надеюсь, я не напрасно прошел через эти мучения только для того, чтобы узнать, что тебе нужно было услышать совершенно другое.

– Нет, именно это, Иден. Это звучало великолепно. Можешь повторять это каждый день после того, как мы поженимся, чтобы твой язык привык к этой фразе – лучше каждое утро за завтраком. Я тоже тебя люблю.

– Несправедливо, – возмутился он. – Ты это так легко выговорила!

Лавиния положила голову ему на плечо, и он обнял ее за талию.

– Да, легко, – засмеялась Лавиния. – Очень легко. Знаешь, Иден, я всегда боялась любви. И никогда не мечтала просто выйти замуж, как этого хотят почти все женщины. Я жила в мире поэтических грез, мечтала о настоящей, глубокой любви. Наше чувство будет настоящим, оно должно быть таким. Скажи мне сейчас, что это не так, и мы с тобой расстанемся и дальше пойдем каждый своим путем. Только никогда не возвращайся, даже чтобы увидеться с Натом. Если ты сейчас уйдешь, то уходи навсегда.

Иден долго держал ее в своих объятиях и ничего не говорил.

– Вот сейчас ты действительно заставила меня растрогаться, – наконец признался он. – Для меня это тоже настоящее чувство, Лавиния. Я никогда не думал, что такое может произойти со мной. И даже не хотел этого. Не думай, что я вообразил свою любовь, потому что решил завести жену. Я никогда и не хотел жениться. Да, мое чувство к тебе настоящее, подлинное. Я очень тебя люблю.

– Я знала, – сказала она, уткнувшись в его плечо, – что заставлю тебя повторить это, если постараюсь.

Они рассмеялись. Но оба понимали, что ее слова шли от самого сердца, и так же понимали, что Иден не променял бы свою свободу ни на что иное, кроме глубокой и верной любви.

– Пойдем попробуем найти Ната, – сказал он.

– Хорошо. – Она отодвинулась и разгладила платье, потом робко посмотрела на него. – Неужели это ты? И все это я проделала с тобой?

– Это я, – подтвердил Иден смущенно, предлагая ей опереться на его руку. – Нужно будет как можно скорее разделаться с нашей свадьбой. Ты еще ничего не знаешь, дорогая моя, об интимных вещах. Ну вот, я так и знал, что опять заставлю тебя краснеть.

– М-да, попал в собственную ловушку, – пробормотал себе под нос Натаниель.

– Что? – обернулась к нему София, смотревшая вслед Кеннету и Мойре.

– Да нет, это я так просто… Пойдем, я покажу тебе озеро и беседку. Это мой самый любимый уголок в парке. Там можно и поплавать, и покататься на лодке. А еще мне очень нравится просто сидеть в беседке, смотреть на воду и о чем-нибудь мечтать.

Они приближались к берегу озера, затененному свисавшими над водой гибкими ветвями ив.

– Да, здесь действительно очень красиво, – согласилась София. – У тебя замечательный дом и поместье, Натаниель.

И отныне Боувуд будет принадлежать только ему. Он так ждал этого дня, мечтал о полной свободе. Но сегодня достижение мечты казалось ему бесплодной победой.

И он боялся надеяться.

– А вон и беседка! – Натаниель указал вправо, на небольшое строение из серого камня в стиле греческого храма, окруженное колоннами и украшенное резным фронтоном. – Не правда ли, есть что-то смехотворно-помпезное в том, что этот величественный архитектурный стиль приложен к столь незначительному по размеру сооружению? Недаром такие беседки называют «глупостями».

– Но она очаровательно смотрится на фоне озера и деревьев, – с улыбкой сказала София.

Натаниель повел Софию к беседке. От дома ее целиком скрывал холм, густо поросший деревьями. А с каменной скамьи внутри беседки были видны только берег, гладь озера и лес за ним, так что человек чувствовал себя здесь в уединении.

София вошла внутрь беседки и присела на скамью. Натаниель остановился снаружи, заложив руки за спину, и смотрел на Софи, откровенно любуясь ею. Она тем временем с восхищенной улыбкой осматривалась вокруг, отметив расставленные вдоль низких каменных стен беседки вьющиеся и ярко цветущие растения в горшках.

– Софи, дорогая моя, – сказал Натаниель, – ты замечательно выглядишь. Тебе удивительно идет это светлое платье, и, кажется, ты немного подстригла волосы и теперь иначе их укладываешь. Хотя должен признаться, мне очень нравилось, когда они такой роскошной густой массой спадали ниже талии.

Она на минутку повернулась к нему и улыбнулась.

– И ты немного поправилась, – сказал он и смущенно засмеялся. – Вообще-то для женщины это не комплимент, но тебе это очень идет.

И снова по губам Софии пробежала легкая улыбка, и она перевела взгляд на озеро.

– Замечательная была свадьба, не правда ли? – проговорила она. – Джорджина выглядела такой красивой и счастливой. Ты должен радоваться за нее. И наконец-то все праздничные хлопоты остались позади.

– Да, завтра к этому времени уже разъедутся почти все гости. А через несколько дней Боувуд будет принадлежать мне одному.

– Наверное, думать об этом очень приятно.

– Софи, – он прислонился к одной из колонн, – скажи, ты счастлива? Тебе в самом деле так хочется уехать в Глостершир или в любое другое место, где тебя никто не знает, и начать новую жизнь?

– Конечно, – не оборачиваясь, проговорила она. Тот же вопрос и тот же ответ, которыми они обменялись вчера.

– А ты знаешь, зачем я привел тебя сюда? И почему вчера познакомил со всем домом?

Она настороженно повернула к нему голову, но промолчала.

– Честно говоря, я не хотел, чтобы ты приезжала. И послал тебе приглашение, зная, что ради своих родственников ты сочтешь себя обязанной его принять. Но в глубине души надеялся, что ты найдешь какой-нибудь удобный предлог и откажешься.

София стремительно поднялась со скамьи.

– Мне не хотелось видеть тебя у Лавинии, приглашать тебя вчера на чай, я не хотел даже, чтобы ты входила в дом.

– Дай мне уйти, – сказала София. – Мне нужно возвращаться к Лавинии и упаковать свои вещи. Эдвин намерен уехать завтра с самого утра.

Она шагнула к выходу, но он не двинулся с места.

– Но когда ты здесь оказалась, я понял, что все это время думал о тебе. И мне захотелось, чтобы весь дом наполнился воспоминаниями о твоем посещении, чтобы после отъезда твой образ представал передо мной в каждой комнате, в каждом его уголке. В библиотеке ты коснулась спинки моего кресла, провела рукой по моему столу, стояла у окна и любовалась открывающимся оттуда видом. Эти картины будут вечно жить в моей памяти.

София снова опустилась на скамью.

– Мне захотелось привести тебя в эту беседку, чтобы потом я мог садиться на то место, где сегодня сидела ты, и представлять, что ты все еще здесь.