— Ишь, чего захотели! С Лукой Самарычем пообщаться! Вы так и до моей невесты Рогнеды доберетесь.

В другой раз мы обязательно объяснили бы Ухажерову, что лучший способ застраховать Рогнеду от всяких лазутчиков — это как можно скорее добраться до нее самому. Но сейчас было некогда.

— Экскьюз нас, уважаемый без пяти минут партнер, — дипломатично сгладили мы прямолинейность вечного студента жениховских университетов. — Лука Самарыч встретится с вами буквально сию минуту, но… Только не сейчас.

— Лука Самарыч появится в нужное время, — снова влез Роман Ухажеров. — В этом смысле он — как моя невеста Рогнеда. Недавно я спросил ее, когда мы с нею пойдем в загс. Она ответила: «Тогда, когда нужно будет».

— Вери гуд, вери велл! — взмолился полуиноземец Альфонс, поняв, что разбойника всех времен ему сейчас не увидеть. — Пожалуйста, ближе к делу, мистеры романтики.

Ну что ж, истинные колдыбанцы — люди дела.

— Старые волжские предания гласят…

И так далее. Про методы и методики наших предков-ушкуйников.

Деляга из «Интуриста» выслушал нас очень внимательно. И бровью не повел, и глазом не моргнул, и в тигра не превратился. Дабы зарычать от бешенства. Дескать, хватит вешать лапшу на уши.

Видать, удивительный колдыбанский бизнес-план взволновал его. Растрогал душу. Затронул ум.

— Сценарий действительно талантливый, — похвалил он. — Не то что во МХАТе или БДТ. Вери гуд! Но…

— Знаем-знаем, — поспешили перебить его сценаристы. — Вы хотите сказать, что американцы могут грабить кого хотят, но их грабить — и думать не смей. Враз озвереют. И на счет «раз-два» убьют. И ни Интерпол, ни Гаагский трибунал не заступятся. Про наш «Интурист» и говорить нечего. «Интурист» скорее покончит самоубийством, чем осмелится что-нибудь сказать американцам. Хотя бы «Караул!».

— Да, мистеры романтики, да! — подтвердил патриот-добытчик. — Как только вы пойдете на абордаж, американцы вас просто-напросто укокошат. Перебьют, как мух.

Ха! Нашел чем пугать истинных колдыбанцев! Мы только и ждали таких страшных угроз. Все идет по плану. Наши лица расцвели в широких лучезарных улыбках.

— О наивный толмач заокеанщины! — завели мы свой коронный речитатив. — Сейчас вы услышите такое, что вам захочется подпрыгнуть до потолка.

Закавказского усадили на стул и слегка привязали полотенцем. В интересах техники безопасности, сокращенно ТБ. Показательно, что он согласился на эту меру: уже так поверил в нашу особую романтику.

— Вы говорите, что нас укокошат? Как мух?

— О! Тогда дело в шляпе. Полный успех!

— Мы погибнем лютой смертью? О! Даже не верится в такую удачу!

— Каюк, амба, капут? Так это и есть гвоздь нашей программы!

— Знай наших! — грянул хором зал.

Толмач заокеанщины подпрыгнул. Вместе со стулом. Только поэтому он не ушиб наш потолок своей головой. Однако сам выглядел малость ушибленным.

— Вери велл! Но…

— Знаем-знаем! Предвидим и предчувствуем! — заторопились провидцы флагманского столика. — Вы хотите сказать, что лютый коллективный капут — это слишком мрачно.

— Как во МХАТе или БДТ. Или еще хуже: как в Московском театре сатиры.

— Но вы просто еще не видели, как идут на смерть колдыбанские удальцы.

— Как на праздник! О! Это прекрасное и величественное зрелище!

Мы оседлали своего фирменного конька и неслись вскачь:

— Вот чеканным шагом торжественно марширует навстречу смерти Самосудов. Будто идет орден из рук полковника Фараонова получать. Его сменяет Безмочалкин. Он гибнет с таким смаком, словно его пригласили в женское отделение на помывку манекенщиц. Затем на место павших становится Молекулов. Глядя на ликующую физиономию смертника, можно подумать, что его директрису Рогаткину сняли с должности. Вослед за товарищами на верную погибель выступает Профанов. Он тоже очень рад: не каждому ведь дано гикнуться, будучи абсолютно здоровым. А вот, проводив в последний путь своих старших наставников, спешит с улыбкой на устах сложить голову юный Роман Ухажеров. Он весь светится. Наверное, в последнюю минуту мысленно видит свою невесту Рогнеду. В модном траурном головном уборе. Ах, как к лицу ей черный цвет!

— Браво, браво! — не мог сдержать своего восторга Закавказский. — Московские и питерские драмоделы ни за что не придумают такой хитроумный сценарный ход. Я уж не говорю о наших киношниках. По сравнению с вами они — просто сапожники. Вери велл! Но-о-о!

Вот зануда! Сколько можно «но-о-о!», «но-о-о!». Занокался, как ямщик. Будто мы ему — орловские рысаки. И так уж гоним галопом.

— Читаем, читаем ваш крик души на трех языках и даже на международном языке эсперанто! — перебили ямщика наши кони-ясновидцы. — Душа ваша кричит о том, кто же возьмет с американцев доллары, если мы все как один полегли. Нет проблем. В нужный момент, то есть когда мы все поляжем от руки иноземных супостатов, появляется… Лука Самарыч.

На сей раз многозначительную мхатовскую паузу не выдержал зритель.

— С автоматом! — возбужденно догадался он, входя в разбойничий вкус. — С пулеметом! С фугасом! А ТБ? Техника безопасности предусмотрена?

Флагманская ладья ушкуйников снисходительно улыбнулась.

— Вы еще скажите, с поясом шахида, — пожурил ушкуйник-мент Самосудов. — Лука Самарыч явится с… огромным букетов цветов. Дескать, восхищен, как вы, уважаемые басурманы, уложили всех моих разбойничков.

— С букетом и с хлебом-солью, — подхватил ушкуйник-банщик. — Дескать, приезжайте к нам еще. Специально для вас новую шайку соберу.

— С букетом, с хлебом-солью и с огромным мешком, — продолжил ушкуйник-педагог. — Дескать, ничего от вас не надо. Представление было бесплатным. Пожал-те только на памятник невинным вашим жертвам мешок долларов.

— И всё! Занавес! — оглушил придирчивого заказчика ушкуйник-просветитель. — Больше никаких «но»! Все остальное поймете, когда Лука Самарыч будет доллары лопатой грести.

Роман Ухажеров дернул посла за рукав:

— У меня к вам последняя, очень мужская просьба. Когда все закончится, подстригитесь, пожалуйста, у моей невесты Рогнеды Цырюльниковой. До выполнения месячного плана ей не хватает одной стрижки «под горшок», а я ведь ничем уже не смогу помочь. Буквально через несколько минут я сложу свою голову. С улыбкой на устах. С несбывшейся мечтою о медовом месяце.

Он всхлипнул и хотел было разрыдаться, но…

Уже звучит призыв:

— Простимся друзья! Обнимемся перед смертью.

Теперь уже наверняка всхлипывает читатель. Мы понимаем его. Сцену предсмертного прощания колдыбанских удальцов нельзя смотреть без светлых слез. От богатырских объятий расходятся швы на пиджаках. Развязываются шнурки на ботинках. Офицерские погоны встают на попа. Остеохондрозные позвоночники скрючиваются в полувосьмерки. Аллергические носы устраивают ливень. Луженые глотки звенят колоколами: «Как дать пить!»