– Рут, ты хотела бы, чтобы о богах узнал весь мир?

Вопрос был несколько странным.

– Наверное, нет. Что это даст?

– Правду.

– Правда ради правды смысла не имеет.

– Неплохой аргумент.

– Настоящие боги давно ушли и не заинтересованы в человеке. Будь я на месте религиозного человека, предпочла бы верить во что-то… более заботливое.

– Ну, этот пункт мне, наоборот, нравится. Меньше самообмана, больше ответственности.

Они продолжали стоять перед инкубатором, и, кажется, в их руках сейчас была судьба истины.

– Что тебе даст эта правда, Винсент? – хмуро спросила она. – Ты открыл ее. Ты счастлив?

– В некотором роде. Люблю быть в курсе всего.

– А зачем тебе доносить ее другим? Тебя о ней никто не просил. Люди счастливее, когда не ведают.

Он пожал плечами, впервые задумавшись над этим. У него не было эмоциональной оценки знаний, или, как он их деловито называл, «информации». Винсент не подвязывал к ней личное отношение. Разве что в самом начале… когда занимался хакерским обличением из идеализма, помноженного на отчаяние, но начал он глобальную информационную войну потому, что ему понравилось вскрывать все до мяса и костей. По его странной прихоти появилась «Невидимая армия», и он влил в уши ее участников столько идеологических лозунгов и даже догматов о том, что правда превыше всего, что информация – залог власти и их задача – не дать узкому кругу людей эту власть узурпировать. Но он никогда не верил в то, что говорил другим. Ему просто хотелось… все знать.

Он взглянул на Рут с мягкой, слегка неуверенной улыбкой. Она была немногословна, но умела задавать точные вопросы.

– Наверное, незачем, – наконец ответил он.

– Тогда давай оставим это.

Она сплела свои пальцы с его и потянула за собой. Ее движения были осторожными и немного сдержанными, словно она хотела сделать больше, но не могла себе этого позволить.

– Но мы не можем просто так уйти и оставить это, – возмутился Винсент.

– Ты говоришь это из чувства ответственности?

– Нет, скорее, из вредности.

Они прислушались к тишине, царящей вокруг. Их не покидали мысли о том, что, честно говоря, им надо отсюда бежать, потому что по тюрьме бродит кто-то опасный и кровожадный, и, может, он даже близко…

– Что бы ты с ними сделала? – из интереса спросил Винсент, кивая на золотых детей.

– Похоронила бы такую правду, – ответила неожиданно для него Рут. – Уничтожь их. Ты знаешь, как это сделать.

Кивком она указала на пульт управления инкубатором.

– Звучит неплохо, – одобрил ее предложение Винсент. – Подложим-ка мы Мирре свинью. Когда она увидит это, у нее кровь из носа пойдет.

Винсент подошел к пульту. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что делать. Он использовал код Адрианы, чтобы снять блокировку с панели, и его пальцы замерли над большой красной кнопкой.

«Экстренный выброс».

Он взглянул на Рут, и она кивнула. Почему-то было важно получить ее одобрение.

Тогда Винсент вдарил по кнопке, и инкубатор замигал красным светом. Все помещение огласила сирена, от которой заложило уши.

«Терминация! Терминация! Терминация!»

Золотые дети слабо задрожали.

Рут и Винсент меланхолично наблюдали за ними, стоя плечом к плечу.

Есть ли у творений Мирры сознание?

Уже неважно. Только что они перекроили вековое пророчество.

Жидкость из инкубатора стала выкачиваться через внутренние трубы. «Золотые дети» безжизненно обвисли, все еще прикрепленные бесцветными ремнями к потолку колбы. Затем трубы отпали от их пуповин, выливая на металлический пол порцию жидкого золота.

Сирена замолчала, и свет перестал мигать. Воцарилась тишина.

«Терминация программы завершена» – загорелось на мониторе.

Внезапно фигурки детей судорожно дернулись. Для Рут и Винсента это стало полной неожиданностью, и в первый момент они до чертиков испугались.

Их маленькие руки забили по ударостойкому стеклу инкубатора. У мальчика вдруг открылись веки, и на них без выражения уставились два золотых глаза.

Девочка перестала шевелиться первой, и ее брат вскоре тоже свесил голову. С его лысого черепа стекали капли раствора…

«Приступить к утилизации и дезинфекции?» – появилась надпись на мониторе.

Винсент нажал на нужную кнопку, и инкубаторы загорелись красным светом. Висящие в них тела обрели жертвенный вид.

«Подтвердите инициацию кремации».

Пальцы снова коснулись клавиатуры. Инкубаторы наполнились огнем.

«Гори-гори ясно, чтобы не погасло…»

Внезапно пол под ними задрожал, и с каждой секундой тряска становилась все более ощутимой.

– Землетрясение?

– Их же здесь не бывает…

Но земля ожила. Стены вибрировали, и нарастал металлический лязг. Что-то им подсказывало, что это не было связано с уничтожением золотых детей.

Не сговариваясь, они побежали прочь, а пол прыгал у них под ногами. С потолка посыпалась штукатурка, и вскоре стали падать и большие куски.

Рут знала только один выход, но каковы их шансы? Тюрьма словно разваливалась. Может, «Прометей» наказывали боги?

Они зашли в лифт, и тот чудом донес их до отсека А. Как только дверь отъехала, в глаза ударил мощный золотой свет, прошивающий все помещение. Источник света был где-то впереди… Разобрать что-либо в таком слепящем потоке удавалось с трудом. Прикрыв глаза, чтобы сохранить зрение, они стали двигаться на ощупь вдоль стен, уже не зная, куда приведет их этот путь.

Внезапно рвануло так, что они упали, вцепившись друг в друга, и их подхватила мощная невидимая сила. Над ними не было потолка, земли и тюрьмы. Наверное, они летели куда-то в небо.

На грудь ощутимо давило. Данила пришел в себя. Интуитивно он упер ладони в преграду над ним и почувствовал тяжесть какой-то плиты. Вокруг было темно, но глаза улавливали рассеянные золотые дорожки. А может, в глазах бликовало. Сделав вдох, он откинул с себя плиту и обнаружил, что лежит под открытым небом. По нему ползли слабые рассветные полосы. Это было его любимое время суток: когда ночь и утро сталкиваются друг с другом: одна часть неба – темная, другая – светлая, как взгляд подслеповатых глаз…