– Я и Нико пришли за тобой. Это Фидель. Она медиум и убила Мирру Василакис.

Винсент перевел на нее вспыхнувший любопытством взгляд. С виду оборванка, но во взгляде что-то опасное. Лучше с этой девушкой не шутить. Сумасшедших он узнавал безошибочно: у самого мозги были набекрень.

– Я хотел пришить Мирру. Но рад, что кому-то другому это удалось, – честно сказал он ей.

Фидель закатила глаза в окружении размазанной черной подводки.

– Да все рано или поздно хотят убить Мирру, – отозвалась она.

– А где Нико? – Винсент живо перевел взор на Саида.

– Нико… умер, – ответил тот с промедлением. – Пару часов назад.

Винсент замер, и в глазах будто взорвалось стекло. Где-то внутри него пошла трещина, превращающаяся в разлом. Как бы он себя иногда ни вел, Нико был его любимчиком. Он по-своему опекал его. От слов Саида он на мгновение забыл себя. Короткое замыкание. Белизна и вакуум.

Солнце окончательно встало. Но никому не стало веселее.

Фидель прислонилась к дереву и буднично закурила, глядя в никуда. Ей удавалось быстро взять себя в руки, хотя какая-то ее часть бесконечно пожирала себя за все ошибки: конца этому, наверное, никогда не будет. Но надо подавлять такие чувства в себе, чтобы как-то жить дальше.

Винсент вернулся на свои координаты и словно увидел их всех заново.

– Это Мирра сделала? – спросил он.

Крылья его носа еле заметно трепетали. Впервые в их сдержанном предводителе-трикстере прорезалось что-то человеческое. Возможно, это был Винсент, которого Саид никогда не знал.

– Нет, – ответила Фидель. – Один псих. Блондин с приятной внешностью подхалима.

Глаза Рут широко раскрылись, а Фидель ободряюще ей кивнула и добавила:

– И ты его явно знаешь.

Теперь все смотрели на нее, и их внимание стало слишком пристальным.

– Да, кстати, – Винсент ожил и повернулся к ней, – это Рут. Мы… э-э-э… вместе пришли. Она меня спасла.

– Я была не одна, верно, – осторожно сказала Рут. – Это мой компаньон, и мы с ним работали на одну…

– Ведьму, – снова начала отвечать за всех Фидель. – Даже опишу ее. Старая, брюзгливая бабка с помойным характером.

– В точку. Только я оставила его. – Рут свела брови и сложила руки на груди. – Я не знаю… что он сделал. Это вообще сложная история.

– Пошли уже отсюда, – помотал головой Саид. – Вдруг нас найдут.

– Похоже, многое нужно обсудить, – заметил Винсент.

Третий велосипед они взяли с собой. Рут села с Винсентом, а Саид с Фидель уселись каждый на свой. Медленно, но верно они удалялись от колдовских мест, где мучились и умирали боги.

* * *

До Пфорцхайма Данила добрался без приключений. За семь с лишним часов он достиг знакомых мест на той самой машине. Ступы с помелом не было, но, кажется, даже в колдовском мире это не мужской транспорт. Иногда его самого поражало, насколько органично будничные ситуации сосуществуют с его новой паранормальной жизнью.

Пфорцхайм никогда не был ему родным, хотя он провел здесь семнадцать лет. Этому городу подходило слово «гаденький». Уродливая послевоенная архитектура, сквозь которую нет-нет, да и проглядывают нарядные старинные домики. До бомбежки, говорили, город походил на золотистый Аугсбург. Но Данила сравнивать не мог: то было не его время. Сейчас Пфорцхайм стал обиталищем прорвы русских, турок и арабов, которые вносили в город так называемый гетто-колорит. Возможно, только в таком месте и могут прижиться сорняки вроде него. И сейчас он был рад вернуться. Плохой дом – тоже дом.

Хаблов вырулил на знакомую улицу пригорода, где обитала ведьма. Было почти девять вечера. В душе неожиданно воцарился покой. Осталась последняя часть ритуала, и он валит куда подальше. Пусть только тронут его после: проклянет всех.

Закрыв машину, Данила заспешил к подъезду и открыл своим ключом дверь. Лифт, полный скабрезных анатомических граффити, довез наверх, где его уже ждали. Кларисса привычно застыла в проеме, и свет из кухни подсвечивал ее белую ночнушку-колокол. Данила приблизился и увидел, что она облысела. Только у висков еще лохматились какие-то пергидрольные перья…

– Куда волосы дела? – спросил он без приветствия.

– Вылезли, – шамкнула она и прошаркала в комнату. – Но мы успеваем.

Вскоре оба сидели в устланной коврами гостиной и взирали друг на друга, как много раз до этого. Из ведьмы не просто уходила энергия. Время высасывало ее с противоестественной скоростью. Даже силы Господ не могут поддерживать в ком-то жизнь вечно.

– Я в начале карьеры тоже думала, что магия всесильна, – посмеялась Кларисса, как обычно, угадывая его мысли. – Обману жизнь. Обману смерть. Свое заберу. Чужое тоже заберу. А потом вот оно что: уметь можешь многое, но больше отведенных физических ресурсов у тебя не будет. Значит, и магия конечна.

Данила слушал, неотрывно отслеживая, как по ней бегут последние искорки жизни. Как долго она продлевала себе существование? В каком-то смысле бабка была мертвее Рут уж точно.

– Ты изменился, – прокомментировала она с улыбочкой. – Тяжесть появилась.

– Убей человека, я на тебя посмотрю, – вяло огрызнулся он.

– Да я-то убивала, – махнула она ладонью, шаря выгоревшим взглядом по стенам и потолку. – Какие только жертвы не приносила, чтобы клиенту угодить… или себе времени урвать. Сначала тяжело, потом привыкаешь. А ты так… пальчик мальчику уколол. Дальше Королева сама все сделала. Хочешь – вини себя. Хочешь – забудь. Но ты молодец. Тряпка тряпкой, а когда тебе что-то надо, пойдешь далеко. Я вижу, в тебе начинает формироваться стержень. Может, тяжело тебе со мной было, зато узнал, чего стоишь, к чему пригоден. А так бы жил как былинка в поле… днем одним.

Кларисса была им горда. Вот такой поворот. Прямо шутить про реверсивный стокгольмский синдром хотелось. Данила подпер подбородок рукой, чувствуя, что голова сейчас отвалится и покатится по столу, так он устал от дороги.

– С Рут тоже все гладко вышло, – промурлыкала бабка и повертела перед ним ладонью. – Глянь как следует… Видишь печать контракта с ней? Нет? Вот и я не вижу… Значит, свое я выполнила.

Смех Клариссы походил на шелест серебра. Всех в итоге переиграла. Вышло ведь так, как она давно сказала взбунтовавшейся Мирре: «Мала ты еще со мной тягаться. Старуха – глава шабаша, и сей порядок заведен давно и не тобой!». И что в итоге? Мирра умерла от собственной гордости и самоуверенности, раз ее прирезала их младшая. Но и в ее дело Старуха вмешалась, доведя до ума, потому что Фидель еще зеленая и глупая. Кто всему голова? Старуха.

Ее мысли прервал вопрос Хаблова:

– Где сейчас Королева?

– Где-то… ранки зализывает свои, – последовал слегка злорадный ответ. – Она – тоже не наша забота, за ней пусть Господа приходят, раз она их царица. Ну что, Хабловушка мой? За дело беремся?