«Я влюблялся в него».

– Мистер Кауфман, милый друг, – отвлекая меня от мыслей, проговорил Эдди, с которым я столкнулся в главном фойе.

– Привет, Эдди.

– Похоже, папа собирается устроить праздник в честь Хеллоуина. В этом доме подобного не видели уже много лет.

Он указал на рабочих, которые в последние несколько дней трудились почти круглыми сутками. Те, кто находился сейчас в фойе, обвязывали перила тонкой, вполне реалистичной паутиной и возились со светом, который, как мне сказали, наполнит комнату оттенками зеленого и фиолетового.

Я никогда не был на вечеринке в честь Хеллоуина, устроенной в особняке миллиардера. Но мне почему-то казалось, что здесь не станут играть в «ловлю яблок»[27] или наряжаться в беременных монахинь.

– Да. Похоже, намечается что-то эпичное, – проговорил я. – У тебя есть костюм?

Эдди качнулся на пятках, адресовав мраморному полу довольную улыбку.

– Несомненно. Я буду в образе Чарльза Диккенса.

Я улыбнулся. Эдди и так каждый день мог сойти за Диккенса.

– А кем будете вы, мистер Кауфман?

– Фрэнк-н-Фуртер из «Шоу ужасов Рокки Хоррора».

Понятия не имею, почему изо рта вырвались эти слова. Но я представил, как при полном параде врываюсь на многолюдную вечеринку, вызывая бешенство Эдварда, и меня разобрал смех. Мне нужно было посмеяться.

Эдди задумчиво постучал себя по подбородку.

– Не могу сказать, что слышал о Фрэнке-н-Фуртере. А может, вам одеться хот-догом?

Я снова хмыкнул, но быстро успокоился.

– Нет, я шучу. Я не пойду на вечеринку. Вообще-то, не уверен, что служащих приглашали.

«К тому же мне меньше всего хотелось бы торчать весь вечер неподалеку от Сайласа, притворяясь, что между нами ничего нет».

Эдди окинул меня взглядом, а потом снова уставился в пол.

– Хм-м, старина, похоже, вы совсем захандрили. Я и сам не видел Сайласа уже несколько дней. Я очень надеялся, что мы вновь сможем прогуляться втроем. Ведь в этом причина вашей грусти? В его отсутствии?

– Да, я скучаю по нему, – признался я. А почему бы и нет? Эдди – мой друг.

– Не вешайте нос, милый друг. Как говорится, самое темное время бывает перед рассветом. И я надеюсь, что вы передумаете насчет вечеринки. Мне бы очень хотелось увидеть вас в костюме хот-дога.

Он приподнял воображаемую кепку и неспешно зашагал по коридору.

Встреча с Эдди напомнила мне, что, полностью погрязнув в собственных страданиях, я забыл поговорить с Эдвардом о просьбе Марджори насчет интерната. Я поплелся вверх по лестнице в его комнату.

Рядом с Эдвардом сидел Стивен Милтон. По другую сторону кровати находился Сайлас. У меня упало сердце. Сайлас походил на статую. Глыбу льда. Человек, которого я знал – лежащим в постели, играющим на пианино, поедающим, смеясь, в кухне холодный чоу-мейн, – исчез.

– А, мистер Кауфман, – проговорил Эдвард. – Ты вовремя. Мы как раз обсуждали твое увольнение.

Меня словно жаром обдало. Сайлас резко повернулся к отцу.

– Папа. Черт побери…

– А в чем проблема? – спросил Эдвард. – Ты уже объяснил, что он важен лишь в связи с наличием медицинского образования.

Каждое слово отдавалось во мне, подобно удару. А три пары глаз, неотрывно смотрящих на меня, лишь добавляли унижения. Мало того что Эдвард оставил меня без работы, он еще свел на нет мой опыт.

– Почему меня уволили? – я смотрел на Эдварда, но вопрос задал Сайласу.

– Потому что я далее не нуждаюсь в твоих услугах, – проговорил Эдвард. – Вот и все. Больше мне нечего добавить. Так ведь, Сайлас?

Сайлас стиснул зубы, и взгляд его наполнился болью.

– Не имеет значения, о чем я думаю. Он не должен остаться без работы…

Эдвард спокойно сложил газету.

– Я уже достаточно услышал. Стивен, вы с Хелен придете на вечеринку?

По губам Милтона расползлась победная улыбка.

– Ни за что не пропущу.

– Очень хорошо. А теперь прошу нас извинить. Мне нужно обсудить с Максвеллом несколько вопросов.

Милтон кивнул и выскользнул из комнаты, не сказав больше ни слова. Сайлас заколебался. Я почувствовал, как напряглось его тело, пока он боролся с собой. Я поднял голову и, не мигая, встретил его взгляд.

«Сражайся за нас…»

– Сайлас, – проговорил Эдвард. Словно отдал приказ, который следовало исполнить. И Сайлас послушался.

Я наблюдал, как он молча вышел за дверь, утаскивая с собой мое сердце. Я закрыл глаза. Эдвард прочистил горло.

– Думаешь, я глупец? – спросил он.

Я моргнул и, с трудом повернув онемевшую шею, посмотрел на Эдварда. Тело болело. Я всем своим естеством ощутил уход Сайласа.

– Что?

Он говорил медленно, отчетливо произнося каждое слово, словно обращался к ребенку.

– Думаешь, я глупец?

Я выпрямился, окружив себя защитным панцирем. И втянул воздух через нос.

– Я много чего о вас думаю, мистер Марш, но глупцом вас не считаю.

– Я тебе не верю, – произнес Эдвард. – Полагаю, ты слышал, о чем шептались остальные сотрудники. Якобы ты мой любимчик. – Когда он произнес последнее слово, губы его скривились. – Как будто такое возможно.

– Я им не поверил, – тихо и сдержанно проговорил я. – Потому что знаю, что вы вообще не испытываете каких-либо чувств. Ни к кому.

Он отмахнулся от моих слов, словно от чего-то досадного, но вполне безобидного.

– Я знал о тебе с самого начала, – проговорил он. – Почему, по-твоему, я держал тебя рядом? Потому что ты оказался полезен. Хотя уколы тебе удавались лучше, чем остальным. Отличная работа.

У меня горели щеки, в горле пересохло. Он чуть подвинулся, стараясь сесть повыше, и мне показалось, будто он возвышается надо мной.

– Но я заметил, как в то утро у бассейна ты смотрел на моего сына. И тогда я понял, что ты, вероятно, из тех дегенератов, что хотят денег и стремятся нарушить все мои планы насчет фирмы. Наследия семьи. Ты же видел? – Он указал на дверь, через которую вышел Сайлас. На пустое пространство, где тот стоял. – Он выбрал не тебя, Максвелл, – продолжил Эдвард. – Он никогда тебя не выберет.

Унижение казалось ревущим пламенем, а боль – лишь его тусклым отблеском. Слова скапливались у меня во рту. Наглядные описания всего, чем мы с Сайласом занимались в постели, в душе, под дождем…

Но мне не пристало разрушать жизнь Сайласа. Это казалось неправильным. Попытка отыграть напоследок пару очков у его психопата-отца означала разрушить для Сайласа какую бы то ни было возможность помочь тем, кому он хотел.