– Болваны? Максимилиан Калонимус Кауфман… – Я притянул его к себе и поцеловал. – Мы не выживем после завтрашней церемонии.

* * *

В тот вечер, накануне свадьбы с Максом Кауфманом, в нашей квартире я сел за «Стейнвей» и сыграл любимую мамину мелодию – Равеля. Я повесил ее портрет над пианино. Она могла присутствовать здесь лишь в виде духа, но вдруг звуки любимой пьесы призовут ее ко мне. Может, она уже находилась здесь и присматривала за мной. И, возможно, даже мной гордилась. Я прилагал все усилия, чтобы помочь пострадавшим людям. Вступив в брак с Максом… я тоже постараюсь изо всех сил сделать его счастливым, дать понять, что его всегда будут любить. И отблагодарить за то, что по его милости жизнь моя заиграла разными красками. Яркими, словно радуга. И более теплыми, чем холодная серость жизни до него.

– Эй.

Макс сел рядом со мной на скамейку, спиной к пианино. Он прислонился щекой к моему плечу. Я доиграл пьесу до конца, и с минуту мы сидели в тишине.

Потом я взглянул на него.

– Усыновление? – спросил я. Хотел, чтобы слова прозвучали насмешливо, но у меня перехватило горло.

– Всему свое время, – мягко проговорил он. – Пока просто разговор.

Я кивнул и придвинулся ближе, протянул руку, касаясь его груди, и прижал Макса к себе.

– Ты хочешь продолжить этот разговор?

– А ты?

Я пожал плечами.

– Мы можем поговорить… Но, черт возьми, ребенок? Малыш? И мы с тобой будем… папами?

– Маленькому мальчику, – произнес Макс. – Или девочке. На самом деле, это неважно. Главное, чтобы он или она знали…

Я кивнул, уткнувшись ему в волосы.

– Да, малыш…

– Несмотря ни на что.

– Несмотря ни на что. – Я судорожно вздохнул.

«Несмотря ни на что, он или она будут знать, что мы их любим. Безоговорочно».

Нашему с Максом ребенку никогда, ни за что не будет холодно.

– Возможно, хотя… – проговорил я, – вот что я скажу. Может, все же сначала поженимся?

Я почувствовал, как рассмеялся уткнувшийся мне в руку Макс. Потом он отстранился и взглянул мне в лицо.

– Хорошо, что я запланировал большую свадьбу.

Я улыбнулся и поцеловал его; сердце наполняли чувства к Максу. До самых краев. И лишь я знал, что оно не разлетится на миллион осколков.

Потому что находилось у Макса на хранении.

Когда во мне начали укрепляться идеи для этой книги, я думала (надеялась), что, возможно, мне придется иначе подойти к характеру Сайласа. Я ведь полагала, что репаративная терапия ушла в прошлое. Как ни прискорбно, «Проект Тревор» сообщает, что в ближайшие годы более 80 000 молодых ЛГБТК вынудят пройти репаративную терапию, и почти миллион человек уже испытали ее на себе. Было научно доказано, что методы эти неэффективны и не признаются медицинскими и психиатрическими учреждениями. Более того, они чрезвычайно вредны для тех, кто вынужден испытать их воздействие на себе. Репаративная терапия, которую перенес Сайлас, – отчасти вымысел. Насколько мне известно, не существовало программ, что проводились бы в таких суровых природных условиях и с подобными лишениями. Однако мысли и убеждения о ненормальности и бесчестье, сама перестройка личности (включая электрошок) по-прежнему являются основной частью многих программ репаративной терапии. И ущерб для молодого представителя ЛГБТК весьма реален и долговечен.

История Макса тоже имеет реальные образы, поскольку бездомность среди ЛГБТК-молодежи выше, чем в среднем по стране, на 120 %. Также сообщается, что ЛГБТК-молодежь в пять раз чаще предпринимает попытки самоубийства, чем их сверстники-натуралы. Я надеюсь, эта книга внесет свой небольшой вклад в привлечение внимания к проблемам, с которыми сталкивается ЛГБТК-молодежь. И, может, как надеется Макс, мир будет продолжать меняться, так что факты, изложенные выше, вскоре потеряют свою актуальность.

В этой книге я также попыталась обратить внимание, в микрокосмическом плане, на кризисы, связанные с бесконтрольным употреблением обезболивающих средств. Они опустошали нашу страну в течение последних двадцати лет. Невозможно охватить всю трагедию целиком, поэтому я попыталась свести ее к некоторым основным (и все же ужасным) моментам, чтобы рассказать людям о кризисе, о котором сама даже не знала. Лечение тех, кто страдает зависимостью от обезболивающих, прискорбно несовершенно, а бесчестье, с которым они сталкиваются, лишь усугубляет бремя зависимости. Фармацевтические компании, ответственные за создание эпидемии, теперь расплачиваются за это, но их жертвы заслуживают помощи, а не тюрьмы. Я благодарна книге Бет Мэйси «Dopesick», которая смогла для меня пролить свет на этот кризис. И я вновь надеюсь, что эта книга внесет свою небольшую лепту и поможет другим осознать проблему.