Катастрофа «Колумбии» действительно сильно подействовала на меня. Я вспоминал о ней, когда наконец-то пришло время для моего первого полета в космос семь лет спустя. Моя собственная семья пережила аварию «STS-107» вместе со мной; они были там, когда я возвращался домой с работы после дня, связанного с сопровождением семей астронавтов этой миссии, и после посещения церемоний похорон и поминальных церемоний освящения в течение недель, месяцев и лет после аварии. Спустя годы мы с сыном отправились в семейный турпоход для отцов и сыновей вместе с сыном одного из астронавтов экипажа «Колумбии». И хотя мы об этом никогда не говорили, все мои близкие с болью осознавали, какова обратная сторона космического полета. Риск был реальным, а последствия неудачи для моей семьи даже более реальными, чем для всех остальных. Это то, о чем редко говорится и в чем не признаются публично, но я могу сказать вам, что прочувствовал на себе, какой это огромный стресс для всех, кто участвует в подготовке полета, – он в меньшей степени затрагивает астронавта, и в большей мере – его семью. Во всяком случае, у меня было именно так.

Помня об этом, вечером накануне моего первого запуска я ненадолго уединился в своей комнате в гостинице для астронавтов, закрыл дверь, достал бумагу и ручку, начал писать. Из моих глаз катились слезы. Прощальное письмо моим детям и жене, которое они получат, если я погибну во время миссии «STS-130», на «Индеворе». Это было тяжело. Для меня как летчика-истребителя такие эмоции были необычны. Я редко говорю о своих чувствах, и эта привычка сохранилась у меня до сих пор. Это плохая черта характера, когда речь заходит о личных отношениях между людьми, но это хорошо, когда ты летишь на истребителе в бой или отправляешься в космос на ракете. Одна из суровых реалий выбранной мной профессии. Я понимал, что это письмо будет чем-то ценным для моих родных в течение всей их жизни, если со мной произойдет худшее. Но, Слава Богу, этого не случилось.

Недавно я слышал, как один из моих коллег-астронавтов, полный бравады, сказал, что «мы не полетим в космос скрестив пальцы». Его точка зрения заключалась в том, что все астронавты настолько хорошо подготовлены, что знают, что может пойти не по плану, и готовы разобраться с любой непредвиденной ситуацией. Конечно, я знал, что это не так. Существовали тысячи вещей, которые могли убить меня во время запуска, и все они находились вне моего контроля: подтекающий топливопровод, дыра в камере сгорания, плохая сварка в критическом структурном соединении. Многие из этих случайно возникших опасных ситуаций могут выйти из-под контроля за считанные доли секунды, и никто ничего не сможет сделать. Реальность всегда была и будет такой. Когда вы садитесь в кресло в ракете и пристегиваетесь, всегда есть шанс, что что-то может пойти не так и вы погибнете. И вы абсолютно ничего не сможете с этим поделать.

Это риск, который астронавты предпочитают брать на себя, однако его основная тяжесть падает на их семьи. Когда разразился мировой финансовый кризис 2008–2009 годов, он был назван «моральным риском», когда общество было вынуждено принять на себя риск и, следовательно, расплачиваться за плохие решения, которые были приняты на Уолл-Стрит. В бухгалтерском учете это можно назвать неправильным соотношением доходов и расходов. При полетах на ракетах это означало, что все удовольствие доставалось астронавтам, пока их семьи волновались и задавали себе вопрос, увидятся ли они с ними когда-нибудь снова.

Я сидел один в своей комнате, с глазами, полными слез, выпуская все свои эмоции, пока у меня оставалась последняя возможность за несколько часов до запуска написать, быть может, последнее сообщение самым близким мне людям. Запечатав конверты, я поставил их на видное место, где мой CACO (сокращение НАСА, астронавт, которому поручено помочь вашей семье в случае вашей смерти) найдет их. Затем пришло время спуститься к симулятору робототехники и выполнить последний тренировочный пробег по удалению модуля «Узел-3» из грузового отсека «Индевора» и креплению его к МКС, то есть тому, что я сделаю по-настоящему через пять дней. Таков космический полет. Моменты сильных эмоций, быстро сменяющиеся возвращением к реальности и к работе.

Освоение космоса опасно, потому что он абсолютно неумолим. Вы должны делать все правильно; вы должны делать все с умом; вы должны быть смиренными; и вы должны быть удачливы – если вы собираетесь выжить. В конце концов, космические путешествия – это очень человеческое занятие. В них участвуют реальные люди, у которых реальные семьи – супруги, дети, родители, братья и сестры, друзья. Это рискованно, и как астронавт вы должны произвести анализ затрат и выгод, чтобы быть уверенным, что это стоит того. Потому что вы подвергнете своих близких настоящему и очень болезненному риску, если дела пойдут не очень хорошо.

Мы скучаем по вам, экипаж «Колумбии». Мир стал еще хуже без вас. Я надеюсь, что мы извлекли уроки, за которые вы заплатили своими жизнями. Я надеюсь, что НАСА помнит мораль, которую оно извлекло из вашей потери. И я благодарен Богу, что мои письма так и остались непрочитанными.

Существует давняя традиция, в соответствии с которой астронавты после завершения своей миссии совершают поездку по Федеральному округу Колумбия. Став первым американцем, побывавшим на околоземной орбите, Джон Гленн выступил с прекрасной речью на совместном заседании обеих палат Конгресса США. Есть отличная фотография экипажа «Аполлона-11», находящегося в карантине, стоящего позади трейлера компании «Эйрстрим» и разговаривающего с президентом Никсоном. Контакты американских политиков с астронавтами начались еще в самом начале реализации космической программы и продолжаются по сей день. Несмотря на всю политическую злобу, расхождения во мнениях и разногласия в Вашингтоне, одна константа остается верной: как и в бессмертной рекламе Axe, «никто не сравнится с астронавтом».

В настоящее время существует два варианта послеполетных визитов в Вашингтон, которые совершают астронавты. Первый – это визит в Белый дом, который зависит от желания президента. Некоторые президенты действительно проявляют неподдельный интерес к космосу и приглашают в Белый дом почти каждый космический экипаж, а другие – нет. В 2010 году президент Обама пригласил наш экипаж «STS-130» в Овальный кабинет; это было одно из нескольких моих посещений Белого дома и самый яркий момент во время моего пребывания в НАСА.

Похоже, что между астронавтами и штаб-квартирой НАСА идет постоянная борьба по вопросу о том, как астронавты должны быть одеты во время своих визитов в Белый дом. Астронавты почти всегда хотят надеть деловой костюм, а НАСА заставляет нас носить «синий костюм» – легко узнаваемый комбинезон НАСА, который мы надеваем, когда летаем на «Т-38», а также во время публичных выступлений. Я совершенно определенно хотел бы быть в деловом костюме во время таких важных событий, как визит в Белый дом, но каждому экипажу приходится вести свою собственную битву, когда наступает его время отправиться в Вашингтон. Несколько лет назад, когда НАСА заставляло астронавтов появляться на публике в синем летном комбинезоне, произошел один случай, который стал легендой. Вскоре после своего избрания Джордж Буш-младший пригласил в гости следующий экипаж шаттла. И штаб немедленно заставил астронавтов подчиниться и надеть синие летные костюмы. Когда они появились в Овальном кабинете в своей синей униформе, президент немедленно отметил это и выразил свое неодобрение следующими словами: «В этом кабинете мы обычно носим пиджак и галстук». И весь экипаж почувствовал себя крайне неловко, посмотрев на своих сопровождающих из штаб-квартиры НАСА. Лично я должен согласиться с Бушем: летный костюм – это неподходящая одежда для Овального кабинета. Для нас этот большой день начался в офисе Службы безопасности Белого дома. Когда мы пришли, в очереди на вход вместе с нами оказался очень известный армейский генерал. Честно говоря, я не был его поклонником из-за его политических взглядов. Нас быстро провели через охрану, пока он торчал там, измученный и задерживаемый, и я хорошо посмеялся над этим. Затем нам провели очень короткую экскурсию по Белому дому, в одном из конференц-залов мы увидели большой стол с телевизором. Я сразу узнал эту комнату: именно в ней находился мистер Обама, когда мы разговаривали с ним по Skype несколькими неделями ранее, из космоса!