Зборовский приехал на станцию с 20 солдатами, собранными в частях Войск гражданской обороны и среди пожарных[903]. На ЧАЭС их встретила странная тишина, все было заброшено, здесь оставалось лишь минимальное число операторов 1-го, 2-го и 3-го энергоблоков[904]. Среди хаоса обломков у реактора № 4 виднелось брошенное оборудование: пожарные машины, оставленные потому, что были слишком облучены, и разбитые угодившими в них мешками с песком и свинцом с вертолетов Антошкина. Хотя воздушную операцию временно остановили, тонкий столб дыма – или пара – поднимался в воздух из обломков. Земля была усыпана кусками графита, валявшимися там, куда их отбросило взрывом. Они поблескивали под лучами жаркого солнца.

На базе в Киеве пожарные пробовали протягивать рукава по земле с вертолета, чтобы сократить время, которое придется провести в высокоактивной зоне возле реактора. Эти эксперименты не увенчались успехом. Так что бойцам Зборовского придется соединить 1,5 км рукавов вручную. Они тренировались снова и снова, отрабатывая путь и экономя каждую секунду, которая потребуется, чтобы соединить рукава и подключить к пожарным ЗИЛам с мощными насосами, перекачивающими 110 л воды в минуту[905].

Поначалу Зборовский не боялся того, что ждет их впереди[906]. В конце концов, думал он, командиры никогда не отдали бы приказ, который убьет его наверняка. Только прибыв на ЧАЭС, он начал осознавать стоящую перед ним угрозу. Работавшие там уже видели, как многих их друзей отправили самолетами в Москву – на лечение в специальной клинике, и они смотрели на него с жалостью, как на обреченного.

Формально специалистами, оставленными работать на станции, по-прежнему руководили директор Брюханов и главный инженер Николай Фомин[907]. Они продолжали сидеть у своих телефонов в тускло освещенном бункере под станцией, ожидая указаний правительственной комиссии. Но переутомление, облучение и пережитый шок лишили их сил. Фомин оставался в бункере пять дней, сворачиваясь калачиком поспать возле гудящего оборудования в вентиляционном отсеке. После окончательной эвакуации Припяти Брюханова вместе с другими операторами отправили жить в пионерский лагерь «Сказочный», в 30 км от станции[908].

Там, в стоящих в лесу деревянных и кирпичных спальных корпусах, среди скульптур сказочных чудищ и персонажей мифов, отдыхали летом дети атомщиков[909]. Теперь лес и окрестные поля наводнили машины скорой помощи и спецтехника пожарных и военных[910]. На въезде в лагерь устроили дозиметрический пункт. По всему лагерю – от забора и до окон столовой – висели записки, написанные работниками ЧАЭС, разыскивающими своих жен и детей. Эвакуированные из Припяти писали названия деревень, где их можно было найти, спрашивали о родственниках, которых потеряли в спешке эвакуации.

Пока капитан Зборовский и его люди готовили операцию по откачке, параллельно начались другие попытки остановить расплавление. Прибывшие из Киева инженеры-метростроители вырыли возле 3-го энергоблока большую яму[911]. Используя специальное японское проходческое оборудование, они начали бурить горизонтально по направлению к 4-му блоку, намереваясь проделать несколько 140-метровых параллельных ходов, идущих под основанием реактора. Инженеры рассчитывали пропустить по ним тонкие трубы с жидким азотом и заморозить грунт, остановив движение расплавленного топлива, прежде чем оно достигнет водоносного слоя.

В то же время техники Чернобыльской станции занялись планом Легасова потушить горящий реактор азотом[912]. Идея заключалась в том, чтобы использовать существующие под реактором трубопроводы – до аварии по ним подавали различные газы, применяемые при обслуживании станции, а теперь собирались закачать азот в развалины реакторного зала. С самого начала работники станции не верили в этот план: трубопроводы под реактором, скорее всего, были повреждены, и, даже если азот дойдет до реакторного зала, не было надежды, что он вытеснит кислород, ведь крыши у здания не было. Азот не будет концентрироваться возле горящего графита и вытеснять воздух, а просто уйдет в атмосферу. Но приказ есть приказ.

Правительственная комиссия под руководством Силаева распорядилась переправить весь имеющийся на Украине жидкий азот в Чернобыль грузовиками и по железной дороге[913]. Два больших испарителя для превращения жидкого азота в газ были найдены на НПО «Кислородмаш» в Одессе и самолетом доставлены в Чернигов – под них построили специальный сарай рядом с административным корпусом станции. Когда их доставили сюда гигантские вертолеты Ми-26, «летающие коровы», оказалось, что машины не проходят в ворота сарая[914]. Пришлось расширить проход кувалдами. В 20.00 техники доложили Силаеву, что закачку можно начинать, как только прибудет азот. Его ожидали этой ночью, но и утром не было еще никаких следов. Операторы прождали весь день. Силаев позвонил Брюханову.