Все собираются у Зверюги.

– Ну что, до тридцатого, – говорит Грифф товарищам.

– Мы с Джаспером готовим праздничный ужин в Шато де Зут, – напоминает ему Дин. – Я отказываюсь встречать Новый год в «Синем вепре».

– Спасибо, что предупредил. Я захвачу с собой зонд. Вдруг понадобится срочное промывание желудка, – говорит Грифф.

– И не разворачивай подарки до Рождества, – говорит Эльф. – Иначе они рассеются облаком сожалений. Передай от нас привет всем своим.

– Вы тоже.

Джаспер пожимает ему руку, очень формально, но в то же время душевно.

– Счастливого Рождества, остолоп-северянин, – говорит Дин.

– Мира и радости, фанфарон-южанин, – отвечает Грифф.

Все, кроме Стива и Гриффа, забираются в Зверюгу. Эльф садится за руль, с третьей попытки заводит мотор, протирает запотевшее лобовое стекло, машет Гриффу рукой на прощание и выезжает со стоянки.

Стив ведет брата к «ягуару» S-класса, залитому лунным светом.

– О-го-го! – Грифф ласково поглаживает капот.

– Хочешь порулить?

Магистраль М1 пронзает северную тьму. Мимо проносится указатель «ГУЛЛЬ 102» и высокие фонари. Задние фары огромной фуры алеют в ста метрах впереди. В салоне «ягуара» теплее, удобнее и тише, чем в Зверюге. Машина послушна рулю, управлять ею легко. «И безопасно», – думает Грифф.

– Слушай, если альбом будет хорошо продаваться, ты не присмотришь нам новый автобус, получше Зверюги. Какой-нибудь «бедфорд»…

– С удовольствием, – говорит Стив. – А еще вам будет нужен роуди.

– Да, наверное. А что? Хочешь выдвинуть свою кандидатуру?

– Дебби не заценит. Слишком много поклонниц вьется вокруг.

Грифф вспоминает Венеру и Марию, задумывается.

– Жизнь музыканта совсем не такая, как кажется со стороны.

– Что, под бременем славы тяжко? – спрашивает Стив.

– Одна песня в первой двадцатке – это еще не слава.

– А тебя на улице узнают?

– Нет. Нас же только один раз по телевизору показывали. Ну и потом, Дин у нас красавчик, Джаспер – гитарный бог, Эльф – единственная девушка среди нас, разгильдяев. А барабанщика никто не запоминает. Меня это вполне устраивает.

Их обгоняет «триумф-спитфайр».

– Куда так летишь? – бросает ему вслед Стив.

– Как Дебби? – спрашивает Грифф. – Так и работает в парикмахерской?

– Да. Она… Ох, тяжело ей, все подруги рожают одна за другой, а кто и вовсе уже второго или третьего. Дебби за них рада, конечно, но всякий раз как узнает новость, так и огорчается, мол, когда уже наша-то очередь? Каждый месяц надеется, может, на этот раз повезет, и каждый месяц нет как нет. Ее это очень расстраивает. – Стив закуривает; он впервые заговаривает с братом на эту тему.

– Трудно вам, наверное… – Грифф понимает, что обсуждать такое непросто.

– Приходит время, когда осознаешь, что для тебя этого не случится… В общем, мы с Дебби… понимаешь, Пит, после Нового года мы решили обратиться в агентство, выяснить, как проходит усыновление.

Грифф косится на него:

– Это очень ответственный шаг, Стив.

– Да, ответственный, – вздыхает Стив, выдвигает фасонную пепельницу и стряхивает в нее пепел. – И наверняка правильный. Мы не оставляем надежды, но после пяти лет начинаешь думать, что хватит уже изображать из себя дебильного страуса. Надо посмотреть правде в глаза и принять меры.

– А мама знает?

– Да, мама как раз Дебби и подсказала про агентство. Мы об этом думали, но первый шаг трудно сделать.

Грифф обгоняет еле плетущийся «моррис-майнор».

– Представляю.

На скорости пятьдесят миль в час «ягуар» проезжает под мостом.

– А еще я представляю, что вы с Дебби будете замечательными родителями.

– Не сглазь.

– И я научу ваших детей играть на барабанах.

Указатель «ГУЛЛЬ 75» вспыхивает в ночи, вырастает и снова возвращается в темноту.

– Мне всегда нравилось, что «Гулль» – такое короткое слово, – говорит Грифф.

– Оно и понятно.

– В нем пять букв, как в слове «город». И тоже начинается с буквы «г».

– Ну и слово «говно» тоже.

– Ага.

– А на юге сплошные Б. Брайтон, Бристоль, Борнмут, Бедфорд. С ума можно сойти. И все сливается в один Бирмстольмутфорд.

– Слушай, а твои знают?

– Эльф догадалась, но расспрашивать не стала, из вежливости. Когда я веду Зверюгу, она читает указатели вслух, будто разговаривает сама с собой. Дин ни о чем не подозревает, да и вообще, он вряд ли знает, что такое дислексия. А Джаспер… его не поймешь.

– Слушай, а Джаспер… Он что… – Стив подыскивает слово, – малость тронутый?

– Он просто странный. Когда Арчи Киннок привел его в «Блюзовый кадиллак», я подумал, что он тормоз, а как познакомился поближе, решил, что, может, это богачи все такие. Только Джаспер не богач. Да, отец у него миллионер, но Джаспер живет скромно, дедушка оставил ему небольшое наследство. Для него тоже многое зависит от успеха «Утопия-авеню». В общем, сейчас я думаю, что он просто чудик, ну вроде как чуток чокнутый, но ведь никто не без этого, правда? Зато Дин меня постоянно достает. Он как шарик на резинке, вечно мечется туда-сюда. То пыжится, мнит себя Божьим даром, то истерит, когда понимает, что он тот еще подарок. Ну да, у него мама рано померла, папаша его поколачивал, но сколько ж можно-то на жалость давить? У каждого ведь есть о чем поплакаться.

– А он такой же психованный, как Арчи Киннок? – спрашивает Стив.

– Ой, нет. Дин – ангел небесный по сравнению с Арчи.

Над бледным холмом поднимается яркая луна.

Стив включает печку.

– А что Эльф?

Последнюю сессию для альбома «Рай – это дорога в Рай» записывали ноябрьским утром. Джаспер и Дин опаздывали на двадцать минут. Грифф слушал Дейва Брубека, композицию «Take Five»[81], и, готовясь к сессии, отстукивал на пять четвертей, просто для разминки. Эльф присоединилась к партии фортепьяно. Грифф изумленно подумал: «Вот кто, кроме нее, вообще на такое осмелится?» Эльф, оборвав импровизацию, сказала Диггеру подключить микрофоны ударной установки, а Гриффа попросила сыграть ритмический рисунок в размере пять четвертей. Он играл пятидольный шаффл минут пять, пока Эльф, как заправский продюсер, не дала ему сигнал остановиться. Потом она попросила Диггера подать записи в наушники Гриффа, которому было сказано импровизировать на литаврах, хай-хэте, гонге и треугольнике – в общем, на чем угодно, но держать пять четвертей. Свои наушники Эльф приложила к уху, чтобы слышать и запись, и игру Гриффа.