Тут они привирали, конечно. На самом деле еще как можно. Наверняка! Иначе откуда бы взялось пресловутое Первое Правило, официальный запрет приводить сюда людей Другой Стороны, если бы это было совсем невозможно? Все равно что принимать закон, запрещающий топить печи льдом.

Другое дело, что мало таких мастеров. И, можно спорить, большинство из них служат в Граничной полиции. Поэтому ради его удовольствия точно стараться не станут, еще и ссылкой за попытку нарушить Первое Правило пригрозят. Альгирдас, уж насколько отличный мужик, а в ответ на любой намек сразу теряет человеческий облик и начинает орать: даже не вздумай! Первое Правило не дураки ради собственного удовольствия сочиняли! Тебе Незваная Тень нужна или живая жена?

Ну это как раз понятно, у человека просто условный рефлекс срабатывает, привык знакомым контрабандистам всякими ужасами грозить. Однако что люди Другой Стороны превращаются в Незваные Тени мгновенно, буквально от первого вдоха – такой ерунды ему даже Альгирдас не говорил. Эту чушь Эдгар только в детстве слышал от таких же глупых мальчишек, любителей сочинять страшные байки, верить в них и самим же бояться, и пугать дворовых друзей. Но когда приехал этот чертов трамвай, и Нинка к нему побежала, взрослый умный опытный Эдгар сразу не пойми куда подевался. А перепуганный мальчишка остался. И очень громко, заглушая все здравые мысли, вопил.

Теперь он стоял на задней площадке последнего вагона, одной рукой обнимал Янину, а другой держался за поручень так крепко, словно трамвай не ехал спокойно по рельсам, а собирался с разгона взлетать. Смотрел в окно, в темноту, освещенную бледно-лиловыми фонарями – вроде Конная улица? Ай, нет же, Тенистая, в этом районе они все на одно лицо. Ну, в общем, неважно. Главное, мы действительно дома. Едем с Нинкой в трамвае. С Нинкой! В восьмом трамвае! Чокнуться можно, я ее все-таки сюда притащил! Хотя, конечно, понятно, что на самом деле не я.

Эдо Ланг подошел к ним, размахивая ярко-зелеными билетами, блестящими, как фантики от конфет. Сунул билеты ему в карман, обнял их с Нинкой, сразу обоих, как будто они были детьми. И сказал таким обыденным тоном, словно собирался обсудить, к примеру, где покупать зимние башмаки:

– Когда я только вернулся домой, мог проводить здесь максимум четыре часа, потом руки начинали насквозь просвечивать. Мне говорили, так со всеми, кто пришел с Другой Стороны, обычно бывает. Примерно плюс-минус час. Так что смотрите, минимум три часа у вас гарантированно есть. Может быть, больше. Ты за пани Яниной присматривай. Имейте в виду, что обычно процесс начинается с рук. Если ее ладошки станут прозрачными, не паникуй, все нормально, у вас еще куча времени, чтобы уйти домой. По идее, ты сам ее легко сможешь вывести. Кто один на Другую Сторону часто ходит, нормально пройдет и вдвоем. Да ты сам все это знаешь лучше меня…

Эдгар отрицательно помотал головой.

– Откуда? Я такими вещами сроду не занимался. Людей не водил, только товар носил.

– Ну, неважно, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Главное, что сам проходить умеешь. Значит, и ее проведешь. Но если вдруг возникнут проблемы, вот тебе телефон Юстаса из Граничной полиции. Уж этот кого хочешь выведет, а потом догонит и выведет еще раз. Да ты не кривись. Ничего он тебе не сделает. Ты не нарушил Первое Правило. Не притащил ее сюда силой…

– Силой? – изумленно переспросила Янина. И рассмеялась: – Еще чего! Я сама захотела. Первая побежала в трамвай!

– Вот именно, – согласился Эдо. – На Другой Стороне внезапно появился трамвай, и вы в него сами запрыгнули. А мы с Эдгаром бросились следом вас выручать. Двери закрылись, и мы все вместе уехали. И оказались здесь. Такова официальная версия, она же – практически чистая правда. А я – свидетель. Возможно, еще и невольный виновник, но это неточно. Короче, если что, валите все на меня.

– Ладно, – кивнул Эдгар, – если что, будем валить. Спасибо. В жизни полиции не боялся, но как подумаю, что за нарушение этого хренова Первого Правила по закону полагается ссылка за пределы граничного города – и как я к Нинке буду ходить?.. Нет, слушай, это не дело. Что-то я сегодня всего на свете боюсь.

– Ничего, – сказал Эдо Ланг, – так всегда бывает, когда появляется, что терять. А потом привыкаешь и… да все равно боишься, конечно. Но живешь и действуешь так, словно не боишься уже ни черта.

– А почему ты сказал, что ты виновник? – вспомнил Эдгар. – Ты что, умеешь приманивать этот трамвай? И специально для нас его вызывал? Чтобы я Нинке Эту Сторону показал?

Тот пожал плечами:

– Пока не знаю. Может, вызвал, а может, он сам приехал. Может умею, а может, нет. Может, просто пани Янина такая везучая. Ну или ты научился достаточно сильно хотеть. А может, все сразу, все втроем постарались. Скорее всего, так и есть. Хорошо погуляли, хорошо поболтали, выпили грога и на радостях перевернули мир. Были бы музыкантами, сказал бы, что круто мы втроем сегодня сыграли. Отличный у нас получился джем. Если вы оба не против, я выйду на следующей остановке. А вы гуляйте. Хорошего вечера вам.

Отпустил их и пошел к выходу. Эдгар только сейчас осознал, какая у профессора железная хватка. Чего доброго, на плече теперь будет синяк.

Сказал ему вслед:

– Спасибо. Я… даже не знаю, до какой степени я теперь твой вечный должник.

– Есть такое дело, – кивнул тот. – Ты – мой, а я – твой. То есть ваш с пани Яниной общий, один на двоих. Думаешь, я каждый день влипаю в такие истории? Да хрен мне с маслом! В лучшем случае, пару раз в год.

Рассмеялся и выскочил на остановке «Улица Лисьих Лап». И уже снаружи помахал им рукой на прощание. Эдгар машинально взмахнул в ответ и сказал Янине:

– У восьмерки конечная – Белая улица. Интересно совпало. Я как раз на Белой улице купил дом. Не знаю, что на меня нашло. Мне одному такой большой дом не нужен. И маленький тоже не нужен, вообще никакой. Я же почти все время у тебя провожу, сюда только спать возвращаюсь. А я взял и купил. Все, что заработал, на этот дом угрохал, и еще, при самом удачном раскладе, примерно полгода буду остаток платить. Очень уж район дорогой, лучший в городе: самый центр и при этом малоэтажный квартал. Парой трамвайных остановок подальше уже было бы вдвое дешевле; по уму, дурака я свалял. Совершенно идиотский поступок, но я о нем не жалел ни минуты. Это, знаешь, как принести жертву: все отдать, не торгуясь и без гарантий, а потом ждать и верить, что это не зря. Был уверен… ай, нет, ни в чем я не был уверен, а только надеялся, втайне мечтал, что если куплю этот дурацкий, самый прекрасный в мире огромный домище, однажды смогу привести туда тебя.

И Нинка, которая знала его как облупленного, успела изучить за столько-то лет, насмешливо спросила:

– И ты еще боялся, что я исчезну? Из реальности, где у нас с тобой здоровенный дом в центре города?! Дура я, что ли, совсем?

После репетиции Симон сказал ей тихонько, когда никто их не слышал: «Офигеть, ты сегодня играла почти как дома». Ясно, что хотел ее приободрить – типа, видишь, как все хорошо, ты уже снова в форме, быстро освоилась, и уж теперь-то дело пойдет, только держись. Но Цвету его комплимент подкосил.