— Вы не поверите, — обратился Фабиан к Аллейну. — Эта глупышка хоть и говорит, что любит меня, но замуж не идет. И не потому, что физически я не находка, а лишь оттого, что Флосси вынудила ее пообещать, что она даст мне отставку.

— Я пообещала подождать два года и выполню свое обещание.

— Вот! — торжествующе воскликнул Фабиан. — Обещание, данное под давлением, если оно вообще было. Можете представить эту сцену. Все психологические штучки, которые она опробовала на мне, и плюс к этому: «Моя дорогая малышка Урси, будь у меня собственные дети, я бы вряд ли любила их больше, чем тебя. Бедная старая Флузи кое-что понимает в жизни. Ты делаешь меня несчастной». Фу! Прямо тошнит от этого всего.

— Никогда не думала, что кто-то еще говорит «фу» в реальной жизни, — заметила Урсула. — Только Гамлет в пьесе. И запах тот же. Фу!

— Он хотел сказать «уф», — мягко поправил Аллейн.

— А дальше дело было так, — продолжил Фабиан после паузы. — Урси уехала на следующий день после объяснения с Флосси. Ей позвонили из Красного Креста, чтобы предложить отдежурить в госпитале положенные шестьдесят часов. Уверен, здесь не обошлось без Флосси. Урсула написала мне из госпиталя, сообщив о своем возмутительном обещании. К слову сказать, Флосси сменила окончательный приговор на двухлетний испытательный срок позже. Сначала она категорически потребовала, чтобы Урси отказалась от меня раз и навсегда. Думаю, приговор был изменен благодаря моему дяде.

— Вы доверили ему свой секрет? — спросил Аллейн.

— Он догадался сам. Дядя Артур был удивительно чутким. Мне всегда казалось, что он как некий инструмент улавливает и гармонизирует нестройные звуки, издаваемые окружающими. Думаю, его слабое здоровье предрасполагало к созерцательности. Все события он воспринимал через эту призму. Он всегда был тих и скромен. Порой мы просто не замечали его присут-ствия, но, подняв глаза, встречались с ним взглядом и понимали, что он пристально следит за нами, осуждая или сочувствуя. Очевидно, он с самого начала знал, что я влюблен в Урси. Как-то раз после обеда он пригласил меня к себе и напрямик спросил: «Ты уже объяснился с этой девочкой?» Он ведь очень любил тебя, Урси. Однажды даже сказал, что поскольку Флосси непрозрачная, ты вряд ли когда-нибудь его заметишь.

— Мне он тоже очень нравился, — попыталась оправдаться Урсула. — Просто он всегда был таким тихим, что его почти не замечали.

— В тот день дядя Артур чувствовал себя особенно плохо. Он тяжело дышал, и я боялся его утомить, но он настоял, чтобы я выложил ему все. Когда я закончил, он спросил, что мы будем делать, если врач не признает меня здоровым. Я ответил, что не знаю, но в любом случае это не имеет значения, поскольку тетя Флоренс будет стоять насмерть, а Урси слишком подвержена ее влиянию. Дядя Артур сказал, что это дело поправимое. Я тогда подумал, что он надеется переубедить жену. Я и сейчас считаю, что это он повлиял на нее, заставив сменить пожизненное заключение на двухгодичный срок. Но возможно, какую-то роль сыграла ее стычка с Дугласом из-за Маркинса. Ведь после этого ты уже не был прежним любимцем. Правда, Дуглас?

— Похоже на то, — печально согласился Дуглас.

— Скорее всего сработало и то и другое. Но главное, что дядя Артур сумел ее окоротить. Когда я уходил, он с хриплым смешком сказал: «Довольно трудно быть примерным супругом. Рано или поздно надоедает постоянно оправдываться и извиняться. Я лично не справился с этой ролью». Мне понятно, что он имел в виду. А тебе, Тери?

— Мне? Почему ты спрашиваешь меня? — удивилась мисс Линн.

— Потому что в отличие от Урси ты не была ослеплена великолепием Флосси. Ты вполне могла оценивать эту пару вполне объективно.

— Не думаю, — ответила мисс Линн, но так тихо, что ее услышал только Аллейн.

— Дядя Артур, по-моему, был очень к тебе привязан. Когда он болел, всегда хотел видеть только тебя.

Дуглас, уловивший в этих словах некий намек, по-спешил ответить:

— Не знаю, что бы мы делали без Тери все это время. Она просто сокровище.

— Согласен, — произнес Фабиан, все еще глядя на нее. — Видишь ли, Тери, я часто думаю, что из всех нас ты одна можешь взглянуть на это дело со стороны.

— Да, я не родственница, если ты это имеешь в виду. Я человек со стороны, всего лишь наемный работник.

— Можно и так сказать. Но я имел в виду, что в твоем случае отсутствуют эмоции. — Сделав небольшую паузу, Фабиан со значением спросил: — Или я не прав?

— Откуда у меня могут быть эмоции? Чего ты добиваешься. Я вообще не понимаю, о чем идет речь.

— Это не по нашей части, правда, Тери? — поспешил ей на помощь Дуглас. — Когда дело доходит до самокопания, всяких посмертных манипуляций и выяснения мнений, мы с тобой как-то выпадаем из общей картины.

— Хорошо, — подытожил Фабиан. — Оставим это специалистам. Что вы скажете, мистер Аллейн? Наши отрывочные воспоминания — просто пустая трата времени или они все же что-то добавляют к полицейским протоколам? Есть хотя бы небольшой шажок на пути к истине?

— Это было интересно, — отозвался Аллейн. — Я получил то, чего нельзя извлечь из протоколов.

— А мой последний вопрос? — не унимался Фабиан.

— Пока не могу на него ответить, — веско произнес Аллейн. — И очень надеюсь, что наша беседа продолжится.

— Теперь твоя очередь, Тери, — сказал Фабиан.

— И что я должна делать?

— Развивать тему. Скажи нам, в чем мы ошибаемся и почему. Нарисуй нам свой беспристрастный портрет Флоренс Рубрик. — Фабиан снова посмотрел на портрет: — Ты, например, сказала, что этот дурацкий портрет ей под стать. Почему?

Не глядя на портрет, мисс Линн произнесла:

— На этом портрете у нее глупое лицо. На мой взгляд, это вполне соответствует оригиналу. Она была очень неумной женщиной.

Аллейна больше всего в мисс Линн поражало самообладание. Он был уверен, что ее, как никого другого, раздражали эти бесконечные словоизлияния. И тем не менее она отвечала на его вопросы сдержанно и спокойно. В отличие от всех остальных она не стремилась выговориться. Аллейн чувствовал, что с ней надо проявлять особую осторожность, иначе все сведется к обычному полицейскому допросу, а этого он хотел меньше всего. Он предпочитал оставаться сторонним наблюдателем, перед которым вываливают горы хлама, давая ему возможность самостоятельно рассортировать его, выкинув все ненужное.

Начав с достаточно сенсационного заявления, Теренс Линн невозмутимо ждала вопросов.

— Итак, мы имеем два совершенно противоположных мнения, — произнес наконец Аллейн. — Насколько я помню, Лосс утверждал, что миссис Рубрик была хитра как сто чертей. Вы с этим тоже не согласны, мисс Линн?