И так хорошо, так благородно стало Коле, что даже глаза увлажнились.

Он прогулялся до холодильника, взял небольшой вес, подышал на запястье, где в принципе мог находиться широкий обшлаг праздничной белоснежной рубашки, и неторопливо двинулся к мягкому дивану — по своей, по родной, по принадлежащей теперь ему комнате.

И тут что-то случилось.

Из-под босых ног Коли, как бы пройдя сквозь темный линолеум, которым был покрыт пол, поднялся пухлый огненный шар. Этот огненный шар не был ярким, от него не несло жаром, но шипел он крайне выразительно и зловеще, с какой-то необычной, как заметил Коля, с блатной интонацией. И в долю секунды Коля оказался в коридоре за плотно прикрытой дверью, вероятно, продиффундировав сквозь ее плотную древесину и дерматиновую обшивку, потому что сам он выскочить из комнаты за такое короткое время просто не мог. А за дверью грохнуло и в коридор понесло отчетливым запахом уксусной кислоты и аммиака.

Коля осторожно заглянул в комнату.

Да, попахивало уксусной кислотой и аммиаком, но все осталось на своих местах. Горел свет, окно открыто, призывно поблескивала белая эмаль холодильника, манил к себе мягкий диван, обещая полноценный отдых. Никакой копоти, никаких новообразований.

Неужели портвешок такой крепкий?

Коля нерешительно вошел в свою комнату.

Опасности не чувствовалось. Он открыл холодильник и на всякий случай сразу взял хороший вес. Решил, на сегодня хватит. Решил, прилягу на диван. И осторожно пошлепал к дивану. И вот как раз на середине комнаты, как раз между холодильником и диваном, из-под босых Колиных ног всплыл все тот же пухлый огненный шар и от всей души шваркнул Колю.

Как молнией.

Как высоковольтным разрядом.

На этот раз Коля диффундировал на диван.

Он стоял босиком на чистой простыне и двумя руками держался за полуспаленные трусы. Как человек благородный, он сразу и напрочь отмел всякие мысли о возможном сумасшествии. По той же причине он напрочь отмел все сомнения о религиозных чудесах. Очень осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, решив все перепроверить, он отправился в новую экспедицию к белому холодильнику, мерцающему у дверей, как айсберг.

И ничего.

Опасная экспедиция завершилась благополучно.

Коля покачал головой. Жизненный опыт у него был богатый. Он чуть ли не с детства знал гениальную формулировку — всякое бывает. А что трусы спалило, ну так и это бывает. Поэтому он уже успокоенно прилег на диванчик и снова попытался настроиться на далекого внеземного самца, о котором думал недавно.

Но что-то мешало.

Пораскинув мозгами, он решил, что, пожалуй, рано завязал с выпивкой.

Но когда, поднявшись, он вновь двинулся к холодильнику, стебануло его по-настоящему. Взвыв, он оказался на мягком диване. Как молния, резнула ослепляющая сознание мысль: неужели теперь он навсегда отрезан от белого холодильника? Поэтому, немного отдышавшись, мудрить Коля не стал. Просто вылез в открытое окно и, обогнув здание, вошел в свою комнату, как положено, через входную дверь. Глотнув из бутылки, тем же кружным путем Коля вернулся на диван. Он даже похвалил себя: вот, мол, даже в самых экстремальных условиях способен на скромные и разумные решения. Правда, зимой комната будет выстуживаться.

Утром все ребята по слесарному цеху знали Колину историю. И вечером к нему явилась целая компания. Шумели, выпили весь портвешок и принесенную водку, ходили босиком из угла в угол, некоторые для чистоты эксперимента раздевались до трусов — и ничего! Это, Коля, у тебя видения, решили ребята. Ты хорошенько отоспись и все как рукой снимет.

Коля, собственно, тоже так думал, но, оставшись один, не посмел босиком пойти к холодильнику. Остался в трусах, только на ноги натянул резиновые сапоги. Вот в этих сапогах его и шваркнуло. Да так, что следующую ночь Коля, опаленный до пояса, провел в доме одного своего пьющего, но надежного приятеля-электрика. Будучи специалистом, приятель-электрик отверг все самые смелые и неожиданные Колины гипотезы. В жизни все проще, покачал он головой. И посоветовал: сходи в политех. Там есть крупный математик Я. Они в политехе любят психов…

К большому огорчению метелок, Зое Федоровне позвонили. Отправляясь к телефону, она строго напомнила: «Рабочий день, девочки! Хватит лясы точить!»

— Алехин! А чем кончилось? — жадно шепнула худенькая Ася, но Зоя Федоровна так строго на нее взглянула, что Ася без понуканий направилась к своему столу.

— И тебе, Алехин, пора.

У Алехина как раз была назначена встреча с пенсионером Евченко.

Оглядываясь на зловещий переулок, в котором вчера напали на него Вий, Заратустра и длинноволосый, Алехин прошел к знакомой девятиэтажке. На седьмом этаже нажал на звонок. Соседняя дверь вела в однокомнатную квартиру Верочки. Он старался не смотреть в ту сторону. Там бельгийский ковер, литовская стенка, всякий хрусталь, агаты от геолога. И все такое незастрахованное!

Алехин испытывал нежность и беспокойство.

Вздохнув, снова нажал на звонок.

За дверью, будто далеко-далеко, запела невидимая птичка, потом послышались легкие птичьи шаги.

Персональный пенсионер Евченко Кузьма Егорыч когда-то писал книжки по советскому праву, преподавал в высших учебных заведениях, был активным членом единственной прогрессивной партии и много занимался общественной работой.

Он и сейчас многим интересовался.

Когда бы Алехин ни заходил к Кузьме Егорычу, он всегда сидел в махровом халате за огромным письменным столом и разглядывал через мощную лупу какие-то документы и газетные вырезки. За спиной пенсионера в коричневой раме висел большой портрет Генералиссимуса, вырезанный из послевоенного «Огонька».

— Вы прямо как бывший шпион, — доброжелательно подмигивал Алехин, желая сказать пенсионеру приятное.

— Типун тебе на язык, — пугался Евченко.

Лысый, остренький, моргал белесыми ресничками, впивался взглядом в Алехина. Доктор зоологических наук, никак не меньше! Почему зоологических, Алехин не знал, но так думал. Было, было в пенсионере Евченко зоологическое упорство. Он, например, никак не хотел пролонгировать страховой договор.

— Кузьма Егорыч, — убеждал Алехин, — имея пролонгированную страховку, вы обеспеченный человек. Сломаете руку — получите на лечение. Сломаете ногу — получите еще больше. А если переедет вас поезд — считай, уже и миллионер!

— А деньги? — сварливо, но резонно возражал Евченко. — Куда они мне, если меня поездом переедет?

Логика в словах Евченко была.

Но Алехин не сдавался. Намекал, что был случай, один дедок умер. Считался бедным, а оказывается, имел страховку. Теперь на эту страховку учится его любимый наследник — талантливый юноша-ветеринар.