Казалось бы, вечер должен был завершиться без возобновления разговора, однако, допив свой кофе, Кодар неожиданно вскинул голову и, четко выговаривая каждое слово, произнес:

— Нам с госпожой Менц необходимо пробыть в вашем пристанище еще двое суток. Она хотела бы сделать снимки некоторых плит, чтобы заинтриговать ими своих читателей и зрителей. У вас есть веские причины отказать нам в столь длительном приюте? Само собой разумеется, что мы свое пребывание оплатим.

— Никаких причин нет. Мы с Оливейрой рады любому гостю, который удостаивает нас подобной чести. Что ни говорите, а в горах довольно одиноко. Это ощущаем даже мы, люди, привыкшие к горному одиночеству.

— Охотно верю, поскольку тоже немало лет пришлось прожить в горах. К тому же, я давний и прирожденный альпинист. Как, очевидно, и вы?

— В молодости, — заметил Микейрос. — Вы сказали: «Прирожденный альпинист»… В этом есть нечто философское.

— Странно, мне казалось, что вы до сих пор не отреклись от альпинизма. И даже знаю, какие обстоятельства способствовали этому, — там, на секретной германской базе в Пунта-дель-Эсте, Готт-Кодар получил основательную справку о жизни владельца «Андского Гнездовья», и это еще раз убедило его, что к операции «Священные письмена» Посланник Шамбалы и фюрер готовились давно; во всяком случае, уругвайские агенты абвера успели основательно потрудиться.

— Все относительно, — помрачнел Микейрос, не желая, чтобы Кодар напоминал ему об этих обстоятельствах. — Кстати, откуда такие сведения?

— Вам уже пора привыкнуть к своей популярности и к тому, что со временем некоторыми страницами вашей жизни будет интересоваться все большее число абсолютно незнакомых вам людей.

— Совершенно упустил это из виду. Да, в общем-то, и не задумывался.

— Задумывались, но не придавали особого значения, — безапелляционно уточнил доктор Кодар. — И коль уж завязался такой разговор… Что удерживает вас на плато? Всего лишь давнишнее увлечение горами? Или что-то другое?

— Вам прекрасно известно, — проворчал Микейрос, — что самое важное для меня сейчас — плиты, священные андские плиты.

— Но ведь их в любое время можно перевезти в городишко, за ограду вашего уютного особняка. Мало того, вам уже не раз предлагали перебраться в столицу, где вы смогли бы организовать уникальный музей, который сразу же приобретет огромную популярность. Для вас, с вашим финансовым положением, это не проблема.

— Мне нравится логика ваших размышлений. Но в жизни всё значительно сложнее.

— Пугают расходы на перевозку экспонатов и оборудование столичного музея? — Микейрос с удивлением отметил, что гость спросил об этом абсолютно серьезно. Как человек, которому хотелось бы знать сумму расходов, и он даже готов поразмышлять над ней.

— Дело не только в финансовой стороне вопроса. Уверен, что плиты по-прежнему должны оставаться здесь, на плато Эндано. Ибо только здесь, в своей стихии, они приобретают естественный смысл, здесь они взывают: «Прочтите нас, проникните в смысл того, что закодировано в наших криптограммах и пиктограммах людьми иной цивилизации, сумевшими накопить огромные, порой неведомые вам знания».

Доктор Кодар демонстративно поморщился. Микейрос, конечно, был прав, однако гостю не нравилось, как — с пафосом школьного учителя — он излагал свою позицию.

— Знающие люди сообщили, что собирать эти камни начали не вы. И что горный музей священных плит под открытым небом — тоже не ваша идея. Не знаю, правда ли это.

Микейрос молча поиграл желваками. Ему не нравилось, что их беседа начала приобретать форму допроса. Мало того, он начал понимать, что сеньора Менц специально отказалась от ужина, чтобы не мешать их разговору. Однако отступать было поздно. А грубить гостю он не мог из прирожденной деликатности.

— В какой-то степени да. Собирать начал не я. Известно, что эту виллу построил сеньор Альфредо Команес. Об этом человеке вам может рассказать любой старожил города. К сожалению, лично мне не представилась возможность сколько-нибудь близко познакомиться с этим сеньором. Знаю только, что по происхождению своему отец его был тибетцем.

— Вот как? — живо отреагировал Кодар. — Вам это тоже известно?

— А мать принадлежала к одному из местных индейских племен.

— Верно.

— Сам Альфредо начинал свою карьеру моряком на венесуэльских кораблях, поскольку судьба каким-то образом забросила его именно в эту страну, но затем вернулся сюда, на родину, увлекся альпинизмом и долгое время зарабатывал себе на жизнь тем, что сопровождал в Анды богатых туристов, возомнивших себя покорителями вершин. Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать о первом владельце «Андского Гнездовья».

— Но ходят слухи, — напомнил барон фон Готт, — что у Команеса не все так просто складывалось…

Микейрос оживил погасшую было трубку и угрюмо взглянул на Кодара-Готта. Пересказывать слухи ему не хотелось, но в то же время он понимал, что гость его затеял весь этот разговор не случайно. И владельцу «Андского Гнездовья» важно было понять, какой интерес движет этим человеком.

— Действительно, многие задавались вопросом: откуда у Команеса появилось столько денег, что их хватило на строительство такой роскошной виллы.

— А действительно, откуда?

— Существуют разные версии. Одни считают, что он попросту убил нескольких богатых американцев с Севера, подстроив все так, будто бы они погибли в горах во время обвала, и завладел их деньгами и драгоценностями. Другие уверяют, что деньги эти он частью заработал, частью получил в наследство. Меня это, собственно, не интересует. Достаточно того достоверного факта, что Команес сумел-таки построить виллу «Андское Гнездовье» и завезти на нее около двух сотен каменных плит, которые к тому времени уже сумел собрать.

— Кажется, вы были одним из первых ученых, заинтересовавшихся его плитами?

— На лавры первооткрывателя не претендую, но факт есть факт.

— И очень обрадовались, когда сеньор Команес согласился уступить вам за сравнительно небольшую сумму и виллу, и коллекцию?

— Вот видите: все, что только можно знать обо мне, вы уже знаете, — сказав это, Микейрос припомнил, что часа два назад нечто подобное он уже вынужден был сказать другому неожиданному гостю, который отсиживается сейчас в угловой комнатке десять шагов отсюда. Доктор сразу же почувствовал себя как-то неуютно: с чего вдруг такая вспышка интереса? А еще у него вдруг возникло желание признаться, что в доме появился еще один гость, который кажется ему очень подозрительным.

— Я всего лишь высказал предположение, с которым вы любезно согласились. — Микейрос не сомневался, что он говорит неправду. Просто Кодару не хочется, чтобы хозяин подозревал его в стремлении во что бы то ни стало залезть ему в душу. — До сих пор ученым и путешественникам удавалось находить довольно много всяких наскальных рисунков и пиктограмм. Сцены охоты, изображения животных и растений… Однако никто и никогда не придавал им такого значения и не выдвигал таких теорий, как вы, а теперь уже — и ваши последователи. Хотя последователей у вас пока еще не так уж и много, как бы вам хотелось.