— То есть, по вашей версии, авторы этих посланий погибли?

— Не совсем так. Я склонен считать, что значительная группа ведущих ученых все-таки сумела спастись с помощью кораблей, стартовавших с космодрома на плато Небраска.

— Но ведь пока что никто не способен доказать, что это был именно космодром, а не своеобразная астрофизическая обсерватория, жертвенник или что-то в этом роде.

— Согласен, никто. Но я глубоко убежден в этом. Предвидя гибель Атлантиды, условно будем ее называть так, эти ученые, вместе с тысячами своих земляков, заблаговременно переселились сюда, на американский континент, где тогда еще обитали полудикие племена, и построили здесь космодром. А в самое трагическое время их корабли отправились к одной из планет, которая уже была им известна и на которой успели побывать их астронавты.

— Чем же им не понравился этот континент? Условия для жизни вполне приемлемы. К тому же, на своей планете.

С ответом Микейрос не спешил. Кодар знал, куда наносить удар: мотивация этого решения творцов плит по-прежнему оставалась самым слабым звеном теории Хранителя Плит.

— Версий может быть несколько. Одна из них, наиболее вероятная, — пришельцы опасались местных воинственных племен, которые истребили бы их или поглотили и растворили в своей массе. А на планете, к которой они устремились, уже господствовала их община. У космодрома пылали костры их соплеменников.

— Но, прежде чем попрощаться с Землей, ученые силой или убеждением заставили своих собратьев день за днем высекать на каменных плитах рисунки, схемы и всяческие изображения, смысла которых эти резчики, возможно, и не понимали, — развил его мысль Кодар-Готт.

— Многое поняли бы каменотесы нашего времени, если бы ученые вдруг предложили им зашифровать на подобных плитах современные достижения науки?

— Логично, доктор Микейрос.

— Таким образом, резчики исписали пиктограммами пять, шесть, а может быть, и десять тысяч плит, разбросав их по континенту, что вновь-таки увеличивало гарантию их сохранности. Иного толкования сути этих плит просто не существует.

— Но ведь можно предположить, что на нашей планете остались носители высших знаний.

— Вот только где они?

— Думаю, что вскоре они заявят о себе.

— Но и это тоже из области предположений.

— В таком случае вы почти убедили меня, сеньор Микейрос, — с великосветской снисходительностью улыбнулся гость. — Почти. Ибо возникает вопрос: а не могла ли техническая элита какой-то цивилизации, высадившейся в Андах, специально скрыть от аборигенов, то есть от американских индейцев, определенную научно-техническую информацию, чтобы направить их развитие на естественное сосуществование с природой, проявление собственных биологических возможностей? Вам никогда не приходило такое в голову, сеньор Микейрос?

— Скрыть? — переспросил хозяин «Андского Гнездовья». — Вы допускаете даже такую возможность?

— А что претит существованию этой, совершенно безобидной, гипотезы?

— Да, собственно, ничего. Честно говоря, иногда мне тоже приходило в голову нечто подобное. Но считал, что лучше на подобной версии не настаивать. Знаете, есть в ней что-то такое… Что-то антигуманное. Это все равно, как если бы развитые страны вдруг решили изолировать африканский континент или страны Океании от технического прогресса, заставив их и впредь оставаться где-то там, на уровне каменного века. Разве в этом просматривается здравый смысл? Подобное решение имело бы какое-то оправдание в глазах человечества?

— Тут я с вами не согласен. Конечно же, имело бы, — убежденно возразил Кодар. — То, что человечество пошло по пути сугубо технического прогресса, а не по пути собственного физического и духовного самоусовершенствования, является, на наш взгляд, фатальной ошибкой.

— «Наш»? — вновь переспросил доктор Микейрос. — То есть вы все же не одиноки? Вы кого-то представляете? Что это за организация? Ну говорите уже, говорите…

— Конечно, представляю, — пожал плечами Кодар. — И вообще, пора открывать карты. В любом случае наша беседа и наши отношения будут складываться таким образом, что я вынужден буду говорить правду. Ясное дело, я представляю здесь международную организацию, товарищество, или называйте ее, как хотите… Но об этом чуть позже.

Октябрь 1943 года. Германия.

Замок Вебельсберг, в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.

Тот, кто был «готов принять» фюрера, ждал его в Арийском зале. Устланный старинным персидским ковром и украшенный богемскими гобеленами с изображениями рыцарских поединков, зал этот формировался вокруг огромного, окаймленного белым мрамором камина, выложенного на полукруглом выступе стены. Поддаваясь очертаниям этого каминного выступа, сам зал тоже казался полукруглым, и это создавало иллюзию дополнительного, уже, скорее, семейного, тепла и уюта, таких несвойственных этим холодным нордическим стенам.

Еще на подходе к залу, Скорцени успел вполголоса спросить коменданта Вебельсберга, кто это там не любит, когда, направляясь к нему, фюрер задерживается; однако штандартенфюрер СС Визнер лишь вяло шевельнул круглыми плечами и с трудом повел жирной шеей в сторону шедшего чуть впереди фюрера. Что означало: «Только с его согласия!»

— Я и сам не знаю, кто он на самом деле, — неожиданно отреагировал Гитлер, еще раз натолкнув Отто на мысль, что ведет он себя как-то слишком уж непривычно, не по-фюрерски.

— Но тогда, может быть, я пойду первым и основательно поговорю с ним, — рванулся было Скорцени пытаясь обойти вождя в узком переходе к южному крылу «монастыря ордена СС».

— Нет! — рыкнул на него фюрер.

— Но ведь…

— Я сказал: нет! — еще жестче прорычал Гитлер, и в рыке этом отчетливо просматривался непререкаемый приказ хозяина, требовавшего оставаться «у ноги».

— Этот человек сейчас очень важен для нас, — попытался смягчить жесткость его «поводка» Визнер. — Не сказал бы, что он с большой охотой прибыл сюда. Дважды уточнял, не лучше ли было бы встретиться в Берхтесгадене.

— Человек гор, — обронил фюрер. — Предпочитает Баварские Альпы. И потом, ему понравилась моя ставка «Бергхоф».[89]Впрочем, она нравится очень многим. Единственное доброе дело, которое сумел сделать для нашего движения Борман, — так это возвести замок Бергхоф.[90]Там он действительно постарался.