— Ну, коли ты никогда не воровал, так теперь либо сумеешь и это, либо конец тебе! Слушай же: на моем поле сейчас двенадцать батраков пашут. Так вот, либо ты выкрадешь у них, прямо с пашни, все двенадцать плугов с двенадцатью парами волов, либо я уж знаю, как мне поступить: прикажу голову твою на кол насадить, понял? Зато, если испытание выдержишь, все мои сокровища тебе отдам, ведь и я их также украл.

Горько стало на душе у Марци, да что поделаешь! Пошел он домой, рассказал своей матушке, что было у него с королем.

— Вот теперь хорошенько пораскинь мозгами, сыночек, — сказала ему мать.

Крепко задумался Марци. Но вдруг улыбнулся весело. Попросил он мать раздобыть ему двенадцать цыплят, черных, без пятнышка, и наседку одну, тоже черную.

— К чему они тебе, сынок? — спросила мать, но раздобыла все, что он попросил.

Взял Марци цыплят, пошел с ними в лес. Батраки королевские поблизости, у самой опушки пахали. Отпустил Марци потихоньку наседку с цыплятами да как закричит:

— Глядите, дикая курица, да с цыплятами! Ловите, они счастье приносят!

Батраки побросали плуги и наперегонки за цыплятами припустились. Цыплята со страху в лес подались, батраки за ними. А Марци тем временем повернул волов и повел их за собой вместе с плугами.

Привел Марци волов с плугами прямо домой к себе, потому как уговор с королем был такой: что Марци выкрасть сумеет, то и забирает себе безо всякого. Поэтому Марци только матушку свою послал к королю сказать, чтоб не ждал волов.

На другой день король опять призывает к себе Марци. Принял его сердито.

— Слышал я, удалось тебе моих волов угнать вместе с плугами.

— Удалось вот, — скромно ответил Марци.

— На этот раз тебе повезло. Но погоди. Теперь должен ты пшеницу из моего сарая выкрасть, а ведь тот сарай крепко сторожат и днем и ночью. Если до утра не выкрадешь, так и знай, быть твоей голове на колу. Ну а сумеешь — государство мое тебе отдам, я ведь и сам его воровством собрал.

— Попытаюсь, ваше величество.

Опять стал Марци думу думать, как бы ему выкрасть из сарая пшеницу, хотя и много у нее сторожей.

А король в тот день сторожей-то к себе позвал, щедро хмельным угостил и крепко-накрепко наказал в оба следить за проклятым Марци, чтобы не обвел их как-нибудь. «Вы, — говорит им, — как его завидите, кидайтесь на него не мешкая все скопом и колотите куда ни попадя».

Подслушал Марци, что король сторожам приказал, и сразу кой-что придумал. Сладил он из соломы человека, на голову ему свою шляпу надел и тихо-незаметно к сараю приставил. Потом отошел в сторонку, да как чихнет! Сторожа выбегают, всяк другого опередить норовит. Видят, возле сарая человек стоит. И шляпу Марци узнали. «А ну, бери его за бока?» — кричат. Хмельного-то порядком напробовались, головы у них и так уж кругом шли, а тут от усердия и вовсе сторожа ошалели. Под присягой сказали бы, что живого Марци видят, что это Марии пришел пшеницу королевскую красть. И давай лупить пугало по голове да по шляпе! Так расколошматили, разнесли, что и пылинки от него не осталось.

Покончив дело, бросились бегом к королю — докладывают: теперь уж не украдет Марци пшеницы из сарая. Забили, дескать, разбойника до смерти.

Обрадовался король, не знал, куда сторожей посадить, чем напоить-накормить. А Марци тем временем преспокойно пшеницу всю и вывез.

Послал он мать к королю, доложить, что и это испытание выдержал.

Позеленел король, посинел от злости. Сломя голову в сарай кинулся, но Марци, само собой, и зернышка пшеничного на погляд не оставил. Опять позвал король Марци к себе. Сидит, ждет, злой-презлой.

— Выходит, украл ты пшеницу, а, Марци?

— Выходит, так, ваше величество.

— Ну что ж, коли так… Но уж теперь ждет тебя из задачек задача. Должен ты выкрасть коня моего любимого золотистой масти, хотя сто моих кучеров-конюхов днем и ночью глаз с него не спускают. Не сумеешь — быть твоей голове на колу! Ну а уж если сумеешь, отдам тебе мою корону, я-то и сам ее тоже украл.

Опять думает Марци, голову ломает. И все же придумал! Оделся он в лохмотья, оборванцем прикинулся да бутыль с хмельным прихватил. Вечером пошел к конюшне, постучал в ворота. Не хотели его впускать кучера, строго-настрого наказал им король быть начеку. Но когда увидели, что за воротами жалкий такой оборванец стоит, да еще бутыль с вином у него, все же впустили. Посадили его возле яслей, а Марци вино свое нахваливает, конюхов угощает, ну и поддались они. Стали пить, еще да еще, скоро захмелели, и дрема их одолела… «Чего нам, — думают, — бояться? Уж как-нибудь убережем королевского жеребца». Один-то из них коня за повод держал крепко, другой за хвост, а третий сидел на коне верхом. Да только Марци тому, кто спросонья хвост конский держал, связку пеньки сунул в руку. Того, кто верхом на коне заснул, приподнял осторожно и на ясли верхом посадил. У того же, кто повод в руке зажал, не стал повода отнимать, просто уздечку со скакуна снял и потихоньку из конюшки его вывел, к себе домой отвел.

Наутро король, и в мыслях сомнения не держа, в конюшню жалует. Ох, как же он разозлился! Ногами затопал, на конюхов-кучеров закричал:

— Так-то вы коня моего любимого бережете! Увел Марци коня!

А те-то хмельные еще, понять ничего не могут. Один говорит:

— Так я ведь за хвост его держу!

Другой:

— А я верхом на нем сижу!

Третий:

— А я повод из рук не выпускаю!

Изругал их король почем зря. И решил впредь сам за своим добром последить, но уж Марци теперь — хоть самому живу не быть — извести непременно!

Стал он измышлять, как за дело приняться. Хоп, придумал!

Тотчас послал король за Марци и такое ему повеление дал: ежели завтра в полдень не выкрадет Марци обед; для самого короля приготовленный, быть его голове на колу!

— Но уж если сумеешь, отдам тебе мой меч королевский, ведь я и сам его так-то украл.

Назавтра в полдень сели король с королевой за стол, обеда ждут. Повариха уж и стол накрыла, кушанья на поднос поставила, в покои королевские нести приготовилась. Только хотела было поднос в руки взять, видит, от окна кухонного рука тянется. Опрометью бросилась повариха в комнаты королевские.

А Марци-то еще накануне вечером сделал тайком деревянную руку, покрасил