Конкретный политический расчет заключался в том, чтобы, использовав имеющиеся противоречия между Антантой и побежденной Германией, расколоть враждебное СССР капиталистическое окружение, прорвать экономическую и дипломатическую блокаду страны, усилить ее оборонную мощь за счет военно-политического и технического сотрудничества с Германией. При этом вопросы обороны выдвигались на первое место. Оба государства руководствовались принципом «дружбы против общего противника».

Для Советского Союза сотрудничество было не только возможностью укрепления собственной обороноспособности, но и проводником экспорта мировой революции. Для германского руководства размещение баз на территории СССР давало не только возможности для латентного формирования военного потенциала, но и перспективу освобождения от «версальских пут».

Версальский договор запрещал Германии иметь танки, тяжелую артиллерию, химическое оружие, военную авиацию и подводные лодки. Кроме того, численность офицеров, количество материальной части, число военных заводов и ряд других деталей были строго регламентированы.

При этом Германия, даже стремясь уйти от Версаля, страховалась от «объятий коммунизма». «Если хотим встать с Россией на дружеский экономический обмен, – полагали немецкие военные, – если хотим помочь ей во внутренней реконструкции, то должны действовать как сильное государство. То есть – абсолютный порядок внутри и борьба против любого переворота»[689].

Прослежена динамика военно-политических отношений Германии и России и установлены принципы принятия внутри– и внешнеполитических решений в сфере военных контактов. Они развивались неравномерно – то интенсифицировались, то затухали. Это было детерминировано и внутриполитическими изменениями в Германии и в СССР, и колебаниями их внешнеполитического курса. Во внутреннем «диалоге» по поводу секретного сотрудничества в равной мере (хотя подчас и с разными точками зрения) участвовали внешнеполитическое и военное ведомство СССР.

И если на первом, «рапалльском» этапе этот диалог носил семантически наполненный характер, то на пострапалльском он приобрел сугубо номинальный характер: и НКО, и НКИД лишь озвучивали позицию Генсека ВКП(б). Внутри Германии в указанные периоды можно проследить ту же тенденцию: при всей противоречивости отношений к альянсу до прихода Гитлера к власти германский Генштаб и МИД находились в системе сдержек и противовесов. С установлением же нацисткой диктатуры все решения в отношении контактов с СССР были прерогативой фюрера.

Сотрудничество имело двоякий эффект – укрепление военно-промышленного комплекса СССР, с одной стороны, и активная ремилитаризация Германии – с другой. Принципиально важными для формирования четких представлений о содержании и формах сотрудничества и об оценках советского и германского военного потенциала являются изученные автором и вводимые в научный оборот отчеты, аналитические записки и мемуары руководителей рейхсвера и РККА.

Контакты в военно-промышленной сфере открывали возможности для легальной разведки – когда интересующая информация, не имеющая характера секретности, однако представляющая интерес для другого государства, черпается из открытых официальных источников и в непосредственном контакте с партнерами. При этом качество получаемой информации нередко пропорционально количеству информаторов – поскольку позволяет из фрагментарных отрывков составить относительно подробное представление по интересующей теме.

Советское военно-политическое руководство было заинтересовано в детальном знании положения дел в германской армии после Первой мировой войны. Партнерство не могло долгое время базироваться на взаимных заверениях о предстоящем прогрессе, но должно было иметь четкую социально-идеологическую подоснову. Положение немецкой армии, ее авторитет в обществе (в разных ее слоях – от рабочих до крупных предпринимателей), перспективы возрождения Германской империи – все эти вопросы закономерно зондировались советской стороной. Потому совершенно логичным и необходимым являлось задание, которое получали руководители групп краскомов, направлявшихся на стажировки или учения в Берлин. Детальные отчеты о настроениях в рейхсвере, о нововведениях, о тенденциях развития германской военной науки регулярно поступали в Разведупр и НКО.

Поле для немецкой легальной разведки было достаточно широким: в описываемый период офицеры рейхсвера и инженеры часто посещали Советский Союз и имели большой доступ к всевозможным промышленным и военным секретам. В гражданской индустрии также было много немецких специалистов. Все они выезжали в Германию и могли давать там самые подробные сведения. Уже в 1924 г. появилось специальное циркулярное письмо начальника КРО ОГПУ А. Артузова «По германской разведке». В нем упоминалось, что в СССР отмечается большой наплыв немецких коммерсантов-концессионеров, промышленников, создающих предприятия и общества, под прикрытием которых ведется разведывательная деятельность.

В книге впервые детально прослежено образование и функционирование специальных структур, курирующих секретное военное и военно-промышленное сотрудничество в обеих странах. «Зондергруппа Р», в советской терминологии – «Вогру», то есть «военная группа» для осуществления деятельности совместных предприятий. Вскоре она превратилась в «Отдел Р». В Москве было создано представительство «Зондергруппы Р» под названием «Московский центр» – «Zentrale Moskau» (сокращенно «Z-Mo» – «Ц-Mo») – служба немецкого Генштаба по русским вопросам. Его сотрудники были формально уволены в отставку, в действительности же состояли на службе в немецком Генштабе. Основными задачами представительства были следующие: контроль за работой немецких военно-промышленных предприятий на территории СССР, организация в СССР школ по обучению немецких офицеров, проведение опытных испытательных работ по новым конструкциям вооружения, постоянное информирование германского Генштаба по актуальным военным вопросам, разрешаемым в Советском Союзе, постоянная связь с Генштабом Красной Армии и ведение всевозможных переговоров, касающихся военных вопросов. В Берлине при Генштабе существовал специальный отдел «Ц-Б» (Бюро по руководству работами в России), которому непосредственно подчинялось «Ц-Мо».

Переходу Советской России к нэпу, провозглашенному на X съезде РКП(б) в марте 1921 г., предшествовало постановление СНК СССР от 11 ноября 1920 г., разрешавшее создание на советской территории иностранных концессий. Оно явилось своего рода сигналом к действию для иностранных предпринимателей, с энтузиазмом взявшихся за дело. Появление смешанных фирм и концессий объективно помогало экономическому развитию Советской России. В то же время они создавали весьма благоприятный фон для советско-германских военно-промышленных предприятий, создававшихся параллельно с ними и маскировавшихся по взаимной договоренности под концессии.

Финансирование и координация их деятельности с немецкой стороны осуществлялась созданным 9 августа 1923 г. военным министерством Германии «Обществом содействия промышленным предприятиям» (ГЕФУ) с местоположением в Берлине и Москве. Оно было обеспечено необходимым производственным капиталом.

Основными направлениями в военно-промышленной сфере стали авиация, производство боеприпасов и отравляющих веществ. Были задействованы авиационный завод в Филях (с участием «Юнкерса»), химзавод «Берсоль» по производству отравляющих веществ близ Самары (с участием «Штольценберга»), организовано (с помощью «Круппа») производство боеприпасов для артиллерии на различных советских заводах (Златоуст, Тула, Петроград, Петрокрепость) «при немецком техническом содействии»[690].