— Видимо, таково было заключение Миллера, — вмешался президент. — И если хорошенько подумать, то к другому выводу он просто не мог прийти.

— Состояние Хейвелока быстро ухудшалось, — продолжал заместитель госсекретаря. — Он угрожал разоблачить прошлые и настоящие тайные операции. Это скомпрометировало бы нас по всей Европе. Он требовал ответов, разъяснений. Он даже послал кое-какие телеграммы, чтобы продемонстрировать свои возможности. Стратеги восприняли его весьма серьезно. Огилви направился в Рим с целью либо доставить Хейвелока в Штаты, либо... убить его.

— Но был убит сам, — спокойно констатировал генерал.

— При трагических обстоятельствах. Подполковник Бейлор прикрывал встречу Огилви с Хейвелоком в изолированном месте на Палатинском холме. В ходе встречи возник спор. Огилви раньше времени привел в действие баллон с нервно-паралитическим газом. Хейвелок бросился на него с оружием. Бейлор утверждает, что ждал до последнего и выстрелил лишь тогда, когда Хейвелок, по его мнению, должен был убить Огилви. Очевидно, он был прав. Огилви, по-видимому, почувствовал то же самое, потому что в тот же момент бросился на Хейвелока, получив в результате пулю. Все это содержится в докладе Бейлора, который, если желаете, будет вам передан.

— Это вы называете объяснимыми обстоятельствами, господин президент? — спросил Брукс.

— Всего лишь в свете конкретного события, Эдисон.

— Естественно, — кивнул генерал, глядя на Брэдфорда. — Если таковы слова Ларри Бейлора, то мне его письменный доклад не нужен. Как он воспринял всю историю? Этот буйвол терпеть не может проигрывать.

— Подполковник весьма серьезно ранен в правую руку. Кость раздроблена, и есть опасение, что функции не восстановятся. Это, естественно, существенно ограничит его активность.

— Не сбрасывайте его со счетов. Это было бы ошибкой. Посадите за письменный стол. Пусть руководит оперативной работой на местах.

— Я передам вашу рекомендацию в Пентагон, генерал.

— Возвратимся к стратегам из Консульских операций, — предложил посол. — Мне по-прежнему не ясно, почему они не передали дальше сообщение подполковника Бейлора и почему не информировали о действиях Хейвелока — я имею в виду его телеграммы. Кстати, насколько они опасны?

— Более точно назвать их «тревожными», а если еще точней — то сеющими ложную тревогу. В одной телеграмме, зашифрованной кодом 1600, обозначающим чрезвычайную срочность, сообщалось, что в Белом доме действует хорошо законспирированный советский агент. Вторая телеграмма была направлена в Наблюдательный комитет конгресса. В ней говорилось, что в ЦРУ в Амстердаме имеются факты коррупции. В обоих случаях использование шифра и упоминание имен должны были придать достоверность сведениям.

— Что-нибудь более существенное?

— Абсолютно ничего. Но реакция на них была серьезной. Стратеги считали, что могут возникнуть более тяжелые последствия.

— Тем больше у них было причин доложить о мотивах поведения Хейвелока, — настаивал Брукс.

— Возможно, они и доложили, — тихо произнес Брэдфорд. — Они доложили кому-то. Но мы еще дойдем до этого момента.

— Почему их убили? Каким образом они связаны с Парсифалем? — И генерал понизил голос. — С Коста-Брава?

— Никакого Коста-Брава не существовало, пока мы его не изобрели, Мэл, — сказал президент. — Но и это мы обсудим в свое время. Только рассуждая последовательно, мы сможем докопаться до смысла событий... при условии, что в них есть какой-то смысл.

— Такого вообще не должно было произойти, — вмешался седовласый политик. — Мы не имели права допускать этого.

— У нас не было выбора, господин посол, — заметил Брэдфорд. — Вы знаете, что все дело против Дженны Каррас создавалось лично государственным секретарем. Он поставил цель, насколько нам известно, устранить Хейвелока со службы. Однако до конца мы не можем быть уверены даже в этом. Между ними установилась прочная дружба, семейные связи уходят корнями в далекое прошлое, в Прагу. Являлся ли Хейвелок частью плана Мэттиаса или нет? Был ли он сознательным участником игры, поступающим именно так, как от него ожидают? А может, он стал невольной жертвой манипуляций? Это нам еще предстоит выяснить.

— Но мы все уже выяснили, — сказал Брукс. Хотя эти слова были произнесены негромко, в них можно было уловить нотку негодования. — В клинике в Вирджинии. Его накачали всем, что могли предоставить доктора и лаборатории. Хейвелок ничего не знал. Как вы сказали, мы вернулись к первоначальному сценарию. Но при этом и сами оставались в полном неведении. Почему Мэттиас хотел изгнать его со службы? На этот вопрос мы не получили ответа и теперь, возможно, никогда не получим. Когда мы поняли это, нам следовало сказать Хейвелоку всю правду.

— Мы не могли. — Заместитель госсекретаря откинулся на спинку стула. — Дженна Каррас исчезла. Мы не знали, жива она или мертва. В этих обстоятельствах Хейвелок мог задать вопросы, которые нельзя задавать за пределами Овального кабинета или вне комнаты, подобной этой.

— Если эти вопросы станут известны, — добавил президент Соединенных Штатов, — то мир уже через несколько часов будет ввергнут в глобальную ядерную войну. Как только Советский Союз или Китайская Народная Республика узнают, что наше правительство утратило контроль, межконтинентальные ракеты буду запущены с обоих полушарий, тысяча подлодок будет готова к нанесению повторного тактического удара. Нам грозит гибель. Правительство же между тем действительно полностью утратило контроль.

Гробовое молчание.

— Мне хотелось, чтобы вы встретились сейчас с одним человеком, — нарушил тишину Брэдфорд. — Его доставили сюда самолетом с альпийского перевала Коль-де-Мулине. Он постоянно работает в Риме.

— Ядерная война, — прошептал президент, нажимая кнопку на огромном полукруглом столе.

Экран погас.

Хейвелок провел две линии между семнадцатой и восемнадцатой фамилией в списке и повесил трубку телефона в маленьком кафе на Монмартре. Он мог позволить себе не больше двух звонков с одного аппарата. Хитроумные следящие устройства способны определить место звонящего всего за несколько минут. Если такое устройство каким-то образом связано с электронным оборудованием американского посольства, то длительные переговоры означали то же самое; что и прямой звонок парижскому представителю Отдела консульских операций, чтобы договориться с ним о времени собственной казни. Два звонка на аппарат, каждый аппарат по меньшей мере в шести кварталах один от другого. Ни одна беседа не продолжалась более полутора минут. Он отработал только половину списка, но с остальными придется повременить. Было почти девять вечера. Цветные огни Монмартра заливали прилегающие улицы своим сиянием — сумасшедшей какофонией красок, что полностью соответствовало безумной круговерти вечернего веселья этого района Парижа. Он должен встретиться с Граве в одном из переулков, отходящих от рю Норвен. Искусствовед потратил всю вторую половину дня на поиски в своем причудливом мире всех и каждого, кто мог бы знать о Дженне Каррас.