– Джо-рон Твайнер? – Он повернулся, ожидая увидеть ветрогона, но ошибся – это был лишенный ветра, тень ветрогона.

– Да, лишенный ветра.

– Пахнет печалью, Джо-рон Твайнер.

– Я… – но прежде чем он успел что-то объяснить лишенному ветру, того прогнал ветрогон, пустивший в ход клюв и острые когти.

– Уходи прочь! Уходи прочь! – И лишенный припал к палубе, а ветрогон стоял над ним, подняв крылья под одеждой.

– Ветрогон, пожалуйста, перестань. Оставь в покое Лишенного, – сказал Джорон, словно повторенное имя, которым наградила его команда, давала ему какую-то силу.

Ветрогон зашипел и сделал шаг назад.

– Сделал Джорон печальным, – сказал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – Плохой лишенный ветра. Плохой.

– Это сделал не он, ветрогон, – заверил его Джорон.

– Почему Джорон печальный? Могу чуять запах! – продолжал вопрошать ветрогон.

– Только не перед всей командой, ветрогон, – сказал Джорон.

– Женщина корабля? Женщина корабля сделала Джорон печальным?

– Нет, ветрогон, не так. – Он наклонился к нему. – Дело в том, что я больше не могу петь. Когда меня пытались задушить веревкой, в моем горле что-то сломалось, и я потерял голос.

Но дело было не только в потере поющего голоса, ведь теперь Джорон знал, что он предназначался не только для пения. Он спрятал события в Безопасной гавани в глубинах своего сознания – никто его о них не спрашивал, и он радовался. Но, если он мог считать появление кейшана, спасшего «Дитя приливов» от сестры Миас и ее корабля, простым совпадением, у него не было никаких оснований думать, что вынырнувший из-под земли тунир, который явился на зов песни Джорона и ветрогона, пришел сам по себе. Они вместе призвали зверей, и эта мысль наполняла Джорона удивлением и печалью, потому что теперь он утратил способность позвать на помощь ужасное существо.

Ветрогон отошел на шаг, заворковал и повернул голову, словно хотел лучше сосредоточиться на Джороне. Затем он шагнул к нему и коснулся когтекрылом.

– Пойдем, – сказал он, – пойдем с ветрогоном.

Когда они шли по палубе сквозь шумную толпу, Джорону вдруг показалось, что крики, треск, скрип веревок такелажа куда-то исчезли, и их окутал густой морской туман, пока они не оказались у гнезда ветрогона. У Джорона возникло ощущение, будто они вдвоем находились в трансе, не обращая внимания на окружавший их мир. Как только они закрыли за собой дверь каюты-гнезда ветрогона, тот обернулся и заговорил, но не вслух – слова возникали непосредственно в мозгу Джорона, – одновременно ветрогон прикасался к нему когтем крыла.

– Песня здесь, – сказал ветрогон и дотронулся до виска Джорона. – Песня здесь. – Он коснулся его груди, над сердцем. – Не тут, – и он показал на его горло. – Ты поешь внутри, а ветрогон – снаружи.

Джорон хотел сказать, что ничего не понимает, когда ветрогон сорвал с лица маску, его глаза сияли ослепительной белизной, спиральные зрачки медленно вращались. Джорону показалось, будто он тонет в этих глазах, что-то вынуждает его вступить в контакт с ветрогоном, вдруг почувствовал, что в нем пробуждается мелодия, и осознал, каким был глупцом, когда думал, что подобная песня может рождаться только в горле. Она много больше, чем просто звук, – перед Джороном раскинулся архипелаг, волны ритмично бьются о скалы, мерцают между островами, собираются и поют хором вокруг ветрошпилей. Он ощущал песню у себя внутри, в биении собственного сердца, в быстром беге крови по венам, звонкие брызги мыслей, потрескивание мышц и стоны сухожилий, и это было прекрасно. За ними стоял какой-то смысл, и, хотя он не мог его до конца для себя открыть, Джорона наполнила уверенность: еще немного, и все ему станет ясно.

И тут дверь каюты распахнулась, и вошел лишенный ветра.

Остановился.

Застыл в неподвижности.

Мелодия мира исчезла, как только дверь захлопнулась. Джорон посмотрел в сияющие глаза ветрогона.

– Ветровидящий, – сказал лишенный ветра.

Его голос прозвучал изумленно и благоговейно. Он упал на пол, распростерся перед ветрогоном и заговорил на их языке, полном скрежета и щелчков, и Джорон, понимавший, как трепетно ветрогон относился к моментам, когда оставался без маски, ожидал, что он тут же придет в ярость и атакует лишенного ветра. Однако ничего подобного не произошло, спирали в его глазах исчезли, как и горевший в них жар, и он снова надел маску, закрывшую глаза и великолепный, яркий плюмаж вокруг них. В несколько прыжков он оказался рядом с распростертым лишенным ветра.

– Нет ветровидящего, – сказал ветрогон. – Просто ветрогон. Встань. Встань.

– Ветровидящий, – повторил лишенный ветра, – к нам пришел. Ветровидящий пришел.

Ветрогон снова склонил голову.

– Нет. Не ветровидящий. Только ветрогон, – сказал он.

Джорон подумал, что никогда не видел существа столь глубоко несчастного.

«Дитя приливов» летел по морю, и его экипаж быстро сплачивался. Многие из новичков и раньше служили на кораблях, и обычаи моря являлись воспоминаниями, которые быстро всплывали на поверхность в их сознании – так что им не приходилось осваивать совершенно новые для них навыки. Всем очень повезло, что дела обстояли именно так, потому что курсер не ошибся, и шторм обрушился на «Дитя приливов» и «Оскаленный зуб» всего через несколько дней.

Ярость Северного шторма довольно редко добиралась до Ста островов, и Джорон думал, что у них будет больше времени на подготовку, но когда два корабля проходили мимо группы расположенных рядом маленьких островов, он распознал его признаки: изменение воздуха, густые темные тучи, закрывшие небо от горизонта до горизонта.

– Это выглядит не лучшим образом, – сказал Динил.

– Верно, – ответил Джорон. – Мои инстинкты подсказывают, что пора выходить на открытую воду, где нам не будут грозить берега многочисленных островов.

– Я пойду за супругой корабля, – предложил Динил.

– Спасибо, смотрящий палубы.

Динил тут же обратился к Серьезному Муффазу, а тот призвал детей палубы с нижней палубы, и очень скоро Миас вышла на корму с таким видом, словно ее ничего в мире не волновало, и заняла место между двумя офицерами.

– Похоже на приближение большого шторма, хранитель палубы, – сказала она. – Что ты планируешь делать?

– Мы направляемся на открытую воду, супруга корабля.

Миас кивнула.

– Хорошо. – Она посмотрела на идущий за ними «Оскаленный зуб», а когда ветер закрутил хвосты ее шляпы, снова повернулась к ним.

– Мать палубы! – закричала она. – Подай сигнал «Оскаленному зубу», что я предпочитаю видеть их целыми и невредимыми, поэтому им не стоит обязательно держаться рядом с нами – и они знают цель на случай, если наши пути разойдутся.