Больница находилась в десяти минутах езды от дома. Пока они ехали, Лаура молчала, лишь ощущая взгляды Кристиана, которые тот бросал на нее время от времени. Дважды он спрашивал, как она себя чувствует, но она лишь кивала головой. Она думала о Скотте и пыталась сдержать слезы.

И ей это удалось. Все разговоры с врачами взял на себя Кристиан, и она расслабилась, предоставив ему заниматься этим. Она не была трусихой и не боялась физической боли, но сейчас она чувствовала себя слабой, измученной и испуганной, страшно испуганной, поэтому соглашалась со всем, что говорил Кристиан.

Менее чем через полчаса на руку были наложены швы, и они уже возвращались домой. Она снова молчала. В горле стоял комок, и, если бы не это, из ее глаз уже текли бы потоки слез.

– Нормально себя чувствуешь? – встревоженно спросил Кристиан, стараясь придать легкость своему тону.

Эта встревоженность заставила еще сильнее сжаться ее горло, но ей удалось выдавить из себя:

– Ага.

– Сильно болит? – через несколько минут спросил он.

– Еще действует наркоз, – ответила она, жалея о том, что никакой наркоз не мог смягчить душевную боль. Ее мозг работал с удивительной ясностью, воспроизводя картины, которые она не желала видеть.

– Проголодалась? – спросил он еще через некоторое время.

Лаура покачала головой. Когда они затормозили у дома, прошли через гараж на кухню и запах пищи ударил ей в нос, она поняла, что не сможет съесть ни кусочка.

Заверив перепуганную Дебру, что с ней все в порядке, она извинилась и поднялась наверх в спальню. Скинув лишь тапочки, она отогнула край покрывала, забралась под него, натянула его до подбородка и только тогда дала волю слезам, которые давно рвались наружу.

В таком состоянии ее и нашел Кристиан. Еще в больнице он видел, как ее глаза все время наполняются слезами, и понимал, что они не имеют никакого отношения к ее руке, но связаны со всем остальным, происшедшим в ее жизни. Он также понимал, что она не позволит себе плакать в присутствии других, – она была слишком горда и независима.

Кристиану были знакомы эти чувства. Гордость и независимость составляли основные черты его личности. Но, кроме этого, ему была свойственна и решительность. Когда в начале дня он въезжал в Нортгемптон, то не предполагал увидеть и половины того, что увидел: он был потрясен степенью отчаяния Лауры. Он еще не вполне понимал, что с ней произошло, но был твердо намерен не покидать ее, не выяснив этого. А пока он собирался помочь ей. Это тоже было ему свойственно – он всегда помогал своим друзьям. Он был бы рад помочь и своей семье, если бы не был отринут ею с девятилетнего возраста. И он сам позволил своим родственникам сделать это. Он подыгрывал им, давал повод думать о нем плохо. Таким образом он ограждал себя от причиняемой ему боли. Но сейчас он вел себя иначе.

Именно поэтому, когда Лаура вскрикивала между всхлипами: «Оставь меня в покое, пожалуйста, Кристиан, оставь меня!» – он скинул ботинки и залез в кровать. Опершись о спинку, он заключил Лауру в объятия и крепко прижал к себе. Он гладил ее по спине, убирал с лица волосы и нежно ласкал, пока она не уснула, устав от рыданий.

На следующее утро Скотту было предъявлено обвинение. Он заявил о своей невиновности и был отпущен под собственную ответственность, хотя и не без сопротивления со стороны помощника окружного прокурора, утверждавшего, что семейные традиции предполагают возможность побега Скотта до суда. Дафна настаивала на том, что такое утверждение абсолютно абсурдно, учитывая возраст Скотта, отсутствие криминального прошлого, учебу в Пенне и положение его матери в обществе, и судья согласился с ней.

Впервые за долгое время Лаура почувствовала, что закон может быть справедливым, и это придало ей немного уверенности. Кристиан вел машину, и они ехали со Скоттом домой. Пока Скотт принимал душ, Кристиан вынул «Сан» из корзины для бумаг, куда Лаура швырнула газету утром.

– Ну и статейка, – сухо заметил он.

Лаура стояла у стойки, сложив на груди руки.

– Ничего особенного по сравнению с тем, что публикует Дагган О’Нил с момента исчезновения Джеффа. Он печатает все до малейших подробностей, которые ему удается раскопать, и строит домыслы относительно остального. Подожди пару дней, Гарри Холмс еще опубликует редакционную статью по этому поводу.

– А ему какое дело? Ты что, положила гнилых вишен ему в пирог?

– Я не кормлю своих клиентов испорченными продуктами, поэтому не имею ни малейшего представления, почему он к нам так внимателен. Моя мать считает, что я должна устроить скандал и пригрозить им судом, но это будет пустой тратой времени. «Сан» не делает ничего противозаконного, они просто жестоки. Всякий раз после их статьи на нас обрушиваются новые неприятности, и я имею в виду не только бизнес. Люди показывают на нас пальцами. Обсуждают нас. Кажется, я уже привыкла ко всему, но Дебре это не легко. Некоторые из ее друзей – те, которые считались ее друзьями – перестали с ней общаться. Ее не приглашают на вечеринки. Для меня бы это ничего не значило, но ее это травмирует. Она общительная девочка.

– Она красотка.

– Да, – Лаура не смогла сдержаать улыбку.

– Она похожа на тебя.

Их взгляды встретились, и на мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло восхищение, но она решила, что ошиблась: Кристиан давным-давно потерял к ней интерес. Вероятно, как и Джефф, так что никакого восхищения она вызывать не может, и уж, во всяком случае, не в силу своей привлекательности.

– По поводу вчерашнего вечера. – Она перевела взгляд на свою руку: она была аккуратно забинтована, и хотя и болела, крови видно не было. – Я должна тебя поблагодарить. Меня словно разобрали на кусочки. Я рада, что ты оказался рядом.

– И я счастлив, что так случилось, – тихо заметил Кристиан.

Тон его голоса заставил ее снова поднять голову. Кристиан, которого она знала в течение двадцати лет, скорее должен был отпустить какую-нибудь шпильку типа – «Да, я потерял целый день, ну и развалина ты была». Сейчас же он заставил ее вспомнить о молодом, более мягком и абсолютно завораживающем человеке, которого она знала еще до знакомства с Джеффом.

– Как ты здесь оказался? – Она все время думала об этом. Кристиан был не из тех, кто любит неожиданные визиты. Насколько она могла припомнить, он никогда раньше не приезжал без приглашения. – Что заставило тебя приехать вчера? Почему ты вообще приехал?

Он сложил газету пополам, потом вчетверо, опустил ее в корзину для бумаг и выпрямился.

– Прошло довольно много времени. От Джонса не поступало никаких сведений, и я начал недоумевать, что же произошло. – Он замолчал. – Я только что вернулся с Таити, и мне нечем особенно заняться. – Он снова помолчал, словно колеблясь, и, нахмурившись, неуверенно добавил: – Вчера был день рождения Джеффа. Когда он был маленьким, это всегда был веселый праздник. Он любил гостей и подарки, и мне нравилось видеть это.