Помимо влиятельной еврейской прослойки, которая включала лордов Ридинга (бывшего вице-короля Индии и министра иностранных дел), Сэмюэла (бывшего генерального комиссара в Палестине) и Мелчетта (отец и сын, магнаты химической промышленности), банкирский дом «лондонских» Ротшильдов и парфюмерных фабрикантов Сассунов, опекавших Всемирный еврейский конгресс (штаб-квартира в Лондоне) [Аналогичной организацией была Еврейская экономическая федерация (штаб-квартира в Нью-Йорке) во главе с Сэмюэлем Унтермейером и при участии влиятельного раввина Стефена Визе, объявившая в 1933 г. экономический бойкот Германии.] во главе с будущим первым президентом Израиля Хаимом Вейцманом, в британском истеблишменте сложилась группа так называемых «гоев-сионистов» (gentile Zionists), не-еврейских политиков, выступавших за создание еврейского государства. В нее входили в основном профессиональные лоббисты: Бланш Дагдейл, племянница и биограф скончавшегося в 1930 г. Бальфура, депутат-лейборист Исайя Веджвуд, который в 1928 г. ездил в Германию с лекционным турне в поддержку еврейской рабочей партии «Поалей Цион», близкий к Вейцману консервативный депутат подполковник Виктор Казалет и бывший министр колоний и доминионов Леопольд Эмери. Эмери был одним из ближайших соратников Черчилля (их так и называют «churchillians», «черчиллевцы») и в 1929 г. последовал за ним в оппозицию.[316]

После прихода нацистов к власти еврейские круги, прежде всего в США и Великобритании, заняли резко антигерманскую позицию. Это естественно: в Первую мировую войну они поддерживали Германию против России, в которой тогда видели главного врага евреев.[317] Черчилль особых симпатий к ним не питал (впрочем, юдофобом тоже не был), но «Фокус» верно угадал союзника, когда весной 1936 г. обратился к нему с предложением о сотрудничестве. На основании большого количества документов Д. Ирвинг и Дж. Чармли показали, как в данном случае антигерманские настроения Черчилля совпали с его… финансовыми трудностями, которые брались разрешить спонсоры «Фокуса» вроде кинопродюсера Александра Корда. Кстати, антигерманская пропаганда в Лондоне оплачивалась еще и из секретных фондов МИД Чехословакии: деньги оттуда получали не только многие газетчики, но лейбористские и профсоюзные лидеры, включая Бевина и Ситрина.[318]

8 июня 1937 г. Вейцман устроил званый обед, главным гостем на котором был Черчилль. Присутствовали Эмери, Эттли, Веджвуд, Казалет, Джеймс Ротшильд; Ллойд Джордж уклонился, но прислал сочувственное письмо. Главной темой была палестинская проблема. Вейцман напомнил, что два присутствующих бывших министра колоний – Черчилль и Эмери – так и не смогли разрешить ее. В ответ Черчилль темпераментно воскликнул: «Да, мы все виноваты. Вы знаете , что вы наш хозяин, и их, и их . Как вы скажете, так и будет. Если вы скажете нам сражаться, мы будем драться, как тигры».[319] Речь шла только о Палестине, но «фокусники» крепко привязали к себе Черчилля и Эмери, что давало богатый материал нацистской и пронацистской пропаганде.[320] Приходится признать, что в данном случае дым оказался не без огня.

Сменявшие друг друга на посту премьера Макдональд, Болдуин и Чемберлен не испытывали никаких симпатий к Германии, но дистанцировались от зажигательных речей Черчилля. В конце июля 1936 г. Болдуин «при закрытых дверях» заявил: «Если кто-то в Европе будет драться, я предпочитаю, чтобы это были большевики и нацисты».[321] Так думали многие, хотя, например, Антони Идеи считал необходимым предотвращение такой войны (речь шла об Испании), дабы она не захлестнула другие страны. Неудачное пребывание Риббентропа на посту посла в Лондоне и еврейские погромы «Хрустальной ночи» 9 ноября 1938 г. [322] создавали питательную среду для германофобии, однако реальная угроза войны из-за судетского кризиса показала, что большинство британцев однозначно предпочитало мир. Входившим в правительство «черчиллевцам» пришлось уйти: в январе 1938 г. Идеи оставил пост министра иностранных дел; после Мюнхена с поста морского министра, «громко хлопнув дверью», ушел Дафф-Купер.

Новый шанс им дал сам Гитлер. Вступление вермахта в Прагу похоронило «Мюнхен» как попытку мирного решения европейских проблем и поставило под удар политическое будущее «мюнхенцев». Черчилль стал требовать создания правительства национального единства, а затем соглашения с СССР против Германии, чтобы разбить таким образом любой потенциальный евразийский союз. Обостряя ситуацию, он делал ставку на новую войну. Впрочем, не он один. В Париже таких же взглядов придерживалась группа «беллицистов» во главе с Рейно, главой правительства с марта 1940 г., и бывшим сотрудником Клемансо Манделем, влияние которого простиралось несравненно дальше занимаемого им поста министра колоний (после вторжения вермахта на территорию Франции он стал министром внутренних дел). А. Фабре-Люс писал о Черчилле: «Он видит французские дела только через посредство маленького клана людей, с которыми лично связан: Рейно, Мандель, Блюм. Что думает Франция, его не интересует».[323] Черчилль клялся в вечной дружбе Рейно и Манделю, кабинет которых Фабре-Люс справедливо назвал «вассальным правительством», однако не приложил никаких усилий к спасению своих «вассалов» от вишистского суда и германских репрессий.[324]