Количество сбитых «юнкерсов» в тексте ультиматума, возможно, в пропагандистских целях и преувеличено. Однако несомненно, что потери тихоходных транспортников, очень слабо прикрываемых истребителями, в условиях господства в воздухе советской авиации были велики. Удивительным было уже то, что корсуньский «котел» все-таки удавалось худо-бедно снабжать с помощью воздушного моста до тех пор, пока в руках окруженных оставались посадочные площадки. Так, с 3 по 16 февраля германская транспортная авиация сделала в «котел» почти 900 вылетов, доставляя боеприпасы, горючее и продовольствие и эвакуируя раненых. 14 февраля, после захвата Корсунь-Шевченковского, в руки советских войск перешла последняя посадочная площадка, после чего грузы приходилось сбрасывать с самолетов. Эвакуация раненых прекратилась.

Попытки 8-й немецкой армии пробиться к окруженным дивизиям через боевые порядки 2-го Украинского фронта генерала И. С. Конева (20 февраля за ликвидацию корсунь-шевченковской группировки его произвели в маршалы) окончились безрезультатно. Более успешно действовала деблокирующая группировка 1-й танковой армии в составе лейбштандарта и трех танковых дивизий вермахта против 1 — го Украинского фронта генерала Н. Ф. Ватутина (29 февраля 1944 года он был смертельно ранен бойцами Украинской повстанческой армии). Она сумела вклиниться в позиции 47-го стрелкового корпуса. После этого Ватутин ввел в бой 2-ю танковую армию генерала С. И. Богданова, только что прибывшую из резерва Ставки и насчитывавшую 326 танков и САУ. Эта армия утром 6 февраля атаковала врага во взаимодействии с частями 40-й и 6-й танковой армиями. В результате встречного танкового сражения продвижение немецкого III танкового корпуса было остановлено, но вклинение он удержал. 8 февраля в район Лисянки на случай продолжения неприятельского наступления была выдвинута 8-я гвардейская танковая бригада 20-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии вместе с 1895-м самоходно-артил-лерийским полком и одним полком 31-й истребительно-противотанковой бригады. Другие бригады 20, 18 и 29-го танковых корпусов 5-й гвардейской танковой армии перекрыли дороги в районах Казацкое, Тарасовка, Топильно, Сердеговка.

11 февраля немецкие 8-я и 1-я танковая армии возобновили наступление на Лисянку с двух направлений. Одновременно окруженные силами двух пехотных дивизий и танковой дивизии «Викинг» и бригады «Валлония» пытались прорваться через Шендеровку на Лисянку. В случае успеха немецкого плана советские войска, действовавшие в треугольнике Рыжановка, Лисянка, Звенигородка, сами попали бы в окружение.

В полосе 2-го Украинского фронта на внешнем фронте окружения неприятелю удалось потеснить части 49-го стрелкового корпуса и занять станции Звенигородка, Ерки и Скалеватка. Остановить дальнейшее продвижение немцев смогли только бригады 20-го танкового корпуса. В полосе 1-го Украинского фронта немецкая ударная группировка, наступавшая из района Ризино, прорвала оборону 47-го стрелкового корпуса и захватила Лисянку. В ночь на 12 февраля окруженные начали прорыв из района Стеблево на узком фронте в 4,5 км. В авангарде шел мотопехотный батальон «Викинга», за ним — моторизованный (панцер-гренадерский) полк «Дойчланд». Им удалось потеснить части 27-й армии и выйти в район Шендеровки. Расстояние до лейбштандарта и других дивизий III танкового корпуса сократилось до 10–12 км.

Конев, узнав о прорыве немцев на участке Ватутина, позвонил Сталину и предложил передать ему, Коневу, руководство всеми войсками на внутреннем фронте окружения, передав во 2-й Украинский фронт 27-ю армию 1 — го Украинского фронта. Сталин согласился с этим предложением. Жукову же поручили координировать действия войск Ватутина и Конева на внешнем фронте окружения.

Конев так излагал в мемуарах эти события:

«…окруженной группировке противника удалось прорваться в район Шандеровка, Ново-Буда на участке 27-й армии 1-го Украинского фронта.

Ставка Верховного Главнокомандования в связи с прорывом войск противника проявила беспокойство. 12 февраля 1944 г. около 12 час. меня по ВЧ вызвал Верховный Главнокомандующий.

Сталин, рассерженный, сказал, что вот мы огласили на весь мир, что в районе Корсунь-Шевченковского окружили крупную группировку противника, а в Ставке есть данные, что окруженная группировка прорвала фронт 27-й армии и уходит к своим, и спросил: «Что вы знаете по обстановке на фронте у соседа?»

По интонации его голоса, резкости, с которой он разговаривал, я понял, что Верховный Главнокомандующий встревожен, и, как видно, причина этого — чей-то не совсем точный доклад.

Я доложил:

— Не беспокойтесь, товарищ Сталин. Окруженный противник не уйдет. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1-м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в «котел», мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5-й гвардейской танковой армии и 5-й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.

Сталин спросил:

— Это вы сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией фронта.

Я ответил:

— Да, по своей, товарищ Сталин.

Сталин сказал:

— Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Действительно, через 10–15 мин. Сталин позвонил вновь:

— Нельзя ли все войска, действующие против окруженной группировки, в том числе и 1-го Украинского фронта (27-ю армию), подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окруженной группировки?

Такого предложения я не ожидал, но ответил без паузы:

— Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение 27-й армии 1-го Украинского фронта мне. 27-я армия действует с обратной стороны кольца окружения, т. е. с противоположной стороны по отношению наших войск, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи ее со штабом 1 — го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь; пока в коридоре идет бой, напрямую установить связь с 27-й армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окруженного противника, тогда как на ее правом фланге также создается угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

На это Сталин сказал, что Ставка обяжет штаб 1 — го Украинского фронта передавать все мои приказы и распоряжения 27-й армии и оставит ее на снабжении в 1-м Украинском фронте. Я ответил, что в такой динамичной обстановке эта форма управления не обеспечит надежность и быстроту передачи распоряжений. А сейчас требуется личное общение и связь накоротке.

Все распоряжения будут идти с запозданием. Я попросил не передавать армию в состав нашего фронта.

— Хорошо, мы еще посоветуемся в Ставке и с Генеральным штабом и тогда решим, — закончил разговор Сталин.

Я настойчиво уклонялся от подчинения мне 27-й армии еще и потому, что, когда план взаимодействия между фронтами нарушен, переподчинение войск серьёзно осложняется. Я искренне беспокоился за исход сражения. Ведь передача армии мне не увеличивала ее силы.