И вскоре уже стоял у номера 404 с букетом белых хризантем, который нашёл на заднем сидении болида. Цветы чуток повяли, но других у меня не было.

Дверь оказалась незапертой, однако я не стал торопить события, вежливо постучал.

Никто не ответил.

Я ещё раз постучал.

Вновь никто ответил.

Прежде чем войти без спросу, я попробовал повторить заготовленную по дороге фразу. Оказалось, что от волнения забыл её. Помнил только конец, там было что-то насчёт того, что свободный человек, каковым я, дескать, являюсь, «выше всех этих глупых условностей». Враньё. Напыщенное враньё. И насчёт «человека» враньё. И насчёт того, что выше условностей. И вообще — всё враньё.

Решил, глупостей не говорить, только поздороваться. А дальше — как пойдёт.

Досчитав до трёх, ввалился и открыл рот, чтобы сказать «добрый вечер». Да так и застыл на пороге с открытым ртом.

Она спала.

Как читала, лёжа на диване, так и уснула. Только от холода подтянула ноги к животу и свернулась калачиком.

Подкравшись на цыпочках, я накинул на неё край покрывала, потом нашёл пульт и вырубил кондиционер. Сел в кресло, замер. Смотрел на неё и не мог наглядеться. Венера Милосская. Ей-ей, Венера. Только не обнажённая, а в голубых джинсах и мужской рубахе в клетку.

Женщина в мужской рубахе — это всегда трогательно.

Меня тронуло.

Сидел и умилялся весь такой тронутый.

Сидел-сидел, а потом зачем-то решил поднять лежащую на ковре книжку. Поднять-то поднял, да тут же выронил.

Бах!

Незнакомка вздрогнула и открыла глаза.

Она не испугалась, она удивилась.

— Кто вы?

Я показал ключ.

— Вот принёс. Вы потеряли. Там, на улице.

И положил на столик.

А рядом — букет.

Он очень по-детски потёрла кулачком глаза и кивнула:

— Спасибо. А то ресепшн… Спасибо большое. Как вас зовут?

— Егор, конечно.

— Егор, Егор, — попробовала она имя на вкус. — Хорошее имя.

— Мне тоже нравится.

— А меня зовут Ольгой.

— Очень приятно, Оля.

— Кажется, я вас где-то видела.

— На улице.

— Нет-нет, не на улице, — замотала она головой. Выдержала паузу и улыбнулась. — Наверное, во сне.

— Во сне?

— Ну да, во сне.

А потом какое-то время мы молчали.

В комнате царил полумрак, за шторой окна подрагивала неоновый свет рекламы, из соседнего номера доносилась мелодия венского вальса. Атмосфера располагала к…

Не знаю, к чему.

К чему-то хорошему.

— Егор, вам часто снятся сны? — вдруг спросила Оля.

— Случается.

— А у вас так бывает: просыпаешься, и кажется, что на самом деле уснул и всё вокруг — сон. А реальность была там, во сне. Бывает?

— Нет, — честно сказал я и в следующий миг проклял глупую свою честность.

Ольга мигом потеряла к нашему разговору всякий интерес, зажгла светильник и, скользнув по мне равнодушным взглядом, сказала:

— Спасибо вам, Егор, за ключ. И всего доброго.

Я шёл к двери и ругал себя последними словами. Был бы в Силе, точно бы превратился в ишака вислоухого или козла безрогого. А так обошлось.

Уже взявшись за дверную ручку, подумал: «Что я делаю? Зачем ухожу? Или я не кузнец своего счастья? К чёрту! Надо всё переиграть»

И переиграл.

Освобождая Силу браслета, произнёс:

Раз, два, три, четыре, пять

Время, стоп.

Время, вспять.

Пять, четыре, три, два, раз.

Возник вопрос

И свет погас.

Сдвиг Пределов во времени — дело затратное. Силы браслета хватило, чтобы сдвинуть крошечный лоскут лишь на два десятка секунд назад. Но мне глубже и не требовалось.

Свет погас, я вновь оказался в кресле, Ольга спросила:

— Егор, вам часто снятся сны?

— Часто, — ответил я.

— А с вами случается такое: просыпаетесь, и кажется, всё вокруг — сон. А тот сон, который вам только что снился, — то была реальность. Бывает?

Я, наученный горьким опытом, на голубом глазу соврал:

— Чуть ли ни ежедневно.

— Правда?

— Правда.

Тест был успешно пройден, Оля улыбнулась и, глядя куда-то мимо меня, стала рассказывать:

— Однажды — было мне тогда лет семь, наверное, — я проснулась с ощущением, что жизнь — это некая волшебная мистерия, в которой мне отведена своя, особая роль. Потрясенная, я кинулась в мамину спальню: «Мамочка, мамочка, тебе не кажется, что мир вокруг не такой, каким мы его видим?» Мама потрогала мой лоб, заглянула в глаза и с тревогой сказала: «Не думай об этом девочка, береги себя». Отправила меня умываться, а сама ушла на кухню варить кашу. В то утро я решила, что постараюсь не становиться взрослой до тех пор, пока не пойму, какую роль мне суждено сыграть.

— И как, поняла? — спросил я.

— Долго, очень долго, не понимала. Но год… да, год назад, случилось.

— И что же за роль вам выпала?

Она погрозила мне пальцем.

— А это, Егор, тайна.

«Какая загадочная и удивительная женщина, — подумал я. — Она должна стать ведьмой».

Подумал так и пересел на диван. Она поняла всё неправильно и, отстраняясь, попросила:

— Не надо, Егор.

Я не послушался, потянулся с поцелуем и в тот же миг слетел на ковер.

Что удивительно — Ольга меня даже пальцем не коснулась. Силой шваркнула. Самой настоящей Силой — самородной и необузданной.

Я поначалу даже и не понял ничего, до того обалдел от такого яростного отпора.

И наличием Силы она меня ошеломила, и тем, что ударила, можно сказать, ни за что. Только поцеловать же хотел, и мысли не было вот так вот сразу вести её по адовым кругам инициации.

Только поцеловать.

А она.

— Ты что — колдунья? — спросил я, поднимая кресло, которое зацепил при падении.

Ольга так звонко засмеялась, что стало понятно, какую глупость сморозил. Никакая не колдунья. Просто молодая красивая женщина, которая про свою Силу знает, но не понимает Её природы и толком не знает, как Ею пользоваться. Потому что непосвящённая. Быть может, оттого и столько в ней романтики, что непосвящённая. Позволено было бы заглянуть за пыльные кулисы реальности, не светились бы у неё так жизнерадостно глаза.