– С Кейдом и его друзьями, однако, несправедливо обошлись, – неодобрительно покачал головой Уэйнрайт. – Эти парни о том и не знают, а вот я все помню. Королева нас тогда простила, отпустила с миром, а затем на нас наслали этого коршуна, шерифа Идена. Не один дружок у меня пал от его подлых рук. А ведь они были прощеные, как и я. – Уэйнрайт оглянулся убедиться, что его подручные не собираются дать деру. – Мы тут все слышали разговоры от моряков насчет повстанцев из Кале. Вам тогда удача разок изменила, но теперь-то вы небось усвоили, что к чему?

– Может, и так, – тихо сказал Уорик, вызвав у караульщика смешок.

– Я тоже, милорд, о том подумал. – Уэйнрайт поглядел налево, где сейчас через бухту отходил черный силуэт корабля, парус которого на рее был уже бесшумно поднят снующими фигурами. – Стало быть, вы за королевскими кораблями?

Уорик кивнул и усмехнулся несколько удивленно.

– Ох, они поутру взбеленятся. Догадаться несложно. Что до меня, то мне с королевскими людьми не по пути. Во всяком случае, когда есть шанс поквитаться с ними за Кейда. – Уэйнрайт задумчиво поскреб подборок. – Если же вам нужно пополнение, милорд, то где его искать, как не в Кенте. Не нужно ходить за тридевять земель, вот что я вам скажу. Не один я скриплю еще с досады зубами по той ночке. Да и то, что в Ладлоу случилось, тоже не всем тут по нутру.

– А что Ладлоу? – тихо заметил Уорик. – Мы ушли только тогда, когда уже не оставалось никакой надежды.

В глазах Уэйнрайта мелькнуло замешательство.

– А у нас тут молва, что король благословил своих храбрецов напасть там на соседнюю деревушку. Хуже разбойников-французов с нею обошлись. На Рождество по стране только разговору и было. Сплошь глумление и убиение невинных. Баб всех перещупали да обесчестили. Жуть. А король-то Генрих, говорят, и ухом не повел, как будто так оно все и надо. Истинно вам говорю, милорд. Так что когда будете готовы, то лишь бросьте по Кенту клич и посмотрите, что случится. Только и всего. Нам тут не больно нравится слышать, как королёвы люди убивают женщин с детишками, вот что. И посчитаться с обидчиками тут много у кого сердце горит. К тому ж не забывайте, это ведь мы тогда прогулялись по Тауэру. Кольчуг да лат у нас, быть может, и не в достатке, да только кентцу они без надобности. Они народ такой прыткий, что никто и глазом не моргнет.

Весь этот разговор Солсбери слушал без единого слова. Он смотрел в ночную бездонность неба, где уже меняли свое расположение звезды, и сейчас тронул сына за руку.

– Нам пора, – поторопил он. – Этих людей давай свяжем, и поскорее к оставшимся кораблям.

Даже за то время, что они здесь стояли, темные ряды торговых судов и каравелл поредели, как выдранные зубы во рту. Все больше канатов сиротливо обвисало, а суда отходили на более глубокую воду. У причала их оставалось не больше полудюжины, с погашенными фонарями и безлюдными палубами.

Уорик кивнул. Он ожидал, что на причале без драки не обойдется, а по городу затрезвонят колокола. Вроде как обошлось. Но все равно пора было уходить.

– Благодарю тебя, мастер Уэйнрайт, – сказал он. – И сказанное тобой я запомню.

– Уж будьте добры, милорд. На доброе дело Кент поднимется. На плохое, может, и тоже, но доброе-то оно завсегда лучше.

Опутать веревками шестерых караульных заняло не больше минуты. Уорик с предварительным извинением поручил двоим своим солдатам пометить парочку из них синяками, но Уэйнрайта трогать не велел. До рассвета оставалась всего пара часов – с первым светом караульщиков, безусловно, найдут, парочку из них с синяками и расшибленными носами, для правдоподобия.

Марча и отца Уорик разослал по разным кораблям, возглавить там по горстке людей. Сам он ждал до последнего и лишь затем скакнул на последнее отходящее судно, сразу же встав там за румпель.

Начинался отлив, так что с полдюжины людей вполне управились с поднятием единственного паруса, который тут же упруго надулся утренним ветром. За их спинами оставалась длинная и пустая линия причала. Увидев это, Уорик рассмеялся.

На выходе из бухты волны стали крупнее, переливаясь, как черное масло. Ветер рвал с крупной зыби брызги. Людей на захваченных кораблях было немного, и веревки были протянуты от более мелких судов к более крупным. Один корабль, пусть даже с половиной команды, мог легко вести за собой другой. С восходом солнца стал отчетливо виден берег Франции на той стороне Ла-Манша.

От вида спешащей под парусами флотилии Уорика отчего-то разобрало безудержное желание запеть, и он затянул матросскую песню, известную с детства. Голос его вольно звенел над волнами, а люди на кораблях по соседству, расслышав и узнав, с улыбками ее подхватывали, бодро правя свою добычу в порт Кале.

Весна пришла на французские берега, а вместе с ней нежные дуновения бризов и кружение бакланов и чаек в бирюзовом небе. Похищенный флот оказался жизненно важен для переправки на берег Англии солдат и лордов, преданных делу Йорков. К июню цитадель Кале была полна английскими солдатами, занимающими здесь любой свободный уголок и стойло в конюшне. Две тысячи их готовились к переправе и вторжению, восьмистам следовало остаться. Крепость была последним куском английской земли во Франции, и Солсбери с Уориком претила сама мысль о том, что в их отсутствие он будет потерян. Стены Кале должны были остаться под надежной защитой, неважно, что еще могло стоять на кону.

Со времени своей поездки в Кент Уорик сложа руки не сидел. Слова того караульщика действительно его заинтересовали, а потому не было ночи, чтобы через темные воды из Кале не уходило хотя бы одно суденышко с лучшими уговорщиками, каких только можно было найти. По ходу весны люди Уорика окопались в каждом кентском городишке, взывая ко всем, кто желал отомстить за Джека Кейда и посчитаться за дикости, что творились в Ладфорде. Десять лет назад Кейд вошел в Лондон примерно с пятнадцатью тысячами человек. И хотя часть из них была из Эссекса и иных частей страны, король со своими чиновниками был в Кенте популярен не более чем десять лет назад. За это время под гнетом жестоких наказаний и поборов выросло уже новое поколение молодежи. А после мрачного известия о лишении Йорка и Невиллов прав состояния в стан Уорика стало стекаться все больше отрадных новостей.

К концу июня все было, можно сказать, готово. В порту войско удерживала лишь дурная погода, осложняющая переправу. И как ни изводился из-за каждого потерянного дня Уорик, давший Йорку клятву, штормы необходимо было переждать. Сорок восемь небольших кораблей, из которых состоял флот Уорика, мог одним большим рывком перевезти через море две тысячи, а половина остающегося гарнизона Кале должна была перегнать суда обратно во Францию. После перехода на сторону короля капитана Троллопа те ветераны, что остались, выслуживались перед графами как могли.

В те минуты, когда погрузившееся на лодки воинство направлялось к кораблям, Уорик взволнованно сравнивал себя с героями древности вроде Цезаря, который полторы тысячи лет назад был вынужден построить флот, чтобы переправить свои легионы в Кент. Цель и тогда была та же, что и сейчас: Лондон. Помимо королевского гарнизона, который нельзя было оставлять за спиной, Лондон означал парламент – единственную силу, во власти которой отменить акты о лишении прав состояния. Лондон, как и всегда, был ключом ко всей стране.