— Мила!

— Боюсь, я должен присоединиться к данным мольбам, мадемуазель. — Громко сказал не без интереса наблюдавший за расправой великий князь. — Мне надо ехать, а если вы оторвете ухо моему кучеру, его придется оставить здесь. Кроме того, ваш племянник, как я успел заметить, весьма достойный молодой человек и ему будет крайне затруднительно писать письма раненым, лишившись слуха. Кстати, могу я узнать, чем вызвана ваша к ним немилость?

— Эти гадкие мальчишки, устроили безобразную драку! — ответила девушка, едва к ней вернулось самообладание.

— Действительно, серьезная провинность, — покачал головой Алеша, — а можно узнать кто зачинщик?

— Я… я не знаю.

— И вы решили наказать обоих? Прелестно! Прямо как наш ротный командир в корпусе. Тот тоже никогда не утруждал себя разбирательствами и наказывал всех скопом, полагая, что таким образом воспитывает в нас товарищество.

— Но не наказывала я их, Просто попыталась разнять…

— Понятно, — кивнул великий князь и обернулся к своему слуге, — Иван, что случилось?

— Ничего, Алексей Михайлович, — пробубнил тот.

— То есть ты сидел на козлах, никого не трогал, и тут на тебя напали?

Увидев, что кофишенк насупившись молчит, Алеша продолжил:

— А может этот мальчик переодетый хунхуз и хотел нашу коляску угнать?

— Я не хунхуз, — изумленно воскликнул Сережа, — и коляска мне ваша не нужна!

— Значит, он напал на тебя? — обернулся к нему великий князь, — тогда его надо отдать под суд за нападение.

— Не надо никого отдавать под суд, — насупился гимназист, — я сказал ему, что он не настоящий моряк. Я первый начал.

— Вот как? А ты знаешь Иван, пожалуй, что Сережа прав. Настоящие военные моряки должны статских защищать, а не драться с ними. Пожалуй, рано я тебя на корабль взял, надо на кухню к отцу вернуть.

— Алексей Михайлович, — взмолился от открывшейся перспективы парень, — ваше высокоблагородие, дозвольте доложить. Я виноватый! Дразнил я его стрюцким… Простите, Христа ради, только не прогоняйте!

— Замечательно, то не было ни одного виноватого, то сразу двое. Что будем делать, Людмила Сергеевна?

— Мальчики, как вам не стыдно? — укоризненно сказала им сестра милосердия, — устроили драку из-за такого пустяка.

— Мила, я больше не буду, — повинился Сережа.

— Разумеется, не будешь! Вот скажу маменьке…

— Мила, не надо!

— Людмила Сергеевна, — тихонько обратился к девушке Алеша, — а может действительно не надо? Коль скоро наши архаровцы виноваты оба, то и наказать их надо одинаково, а у моего Ваньки только отец. Сирота он. К тому же зачем волновать милейшую Капитолину Сергеевну?

— Хорошо, но только в том случае если вы пообещаете не наказывать бедного мальчика.

— Клянусь!

— Вы смеетесь?

— Нисколько… Ну, разве что немного. Просто ваша расправа была так молниеносна и неожиданна… я даже понять ничего не успел, а вы уже их за ухо.

— Поработайте с мое в школе и не такому научитесь!

— О, сочувствую вашим ученикам…

— Вы опять?

— Ну, простите. Мне пора и… спасибо вам.

— За что, спасибо?

— За раненых, за уход за ними…

— Это моя работа.

— Честь имею!

— Прощайте.

Ванька снова занял место на козлах, а Алеша устроился на сиденье. Мальчишка тряхнул поводьями, и экипаж тронулся. Едва они проехали несколько саженей, великий князь обернулся и встретился с Людмилой глазами. «Какая славная девушка» — подумал он.

Иван тем временем сосредоточено правил лошадьми, наконец, не выдержав, он обернулся и попросил:

— Алексей Михайлович…

— Чего тебе?

— Архипычу не говорите!

— О как, а отца, как я погляжу, ты совсем не боишься?

— Батюшка простит, вы тоже, а вот Архипыч тот спуску не даст.

— Это верно… Ладно, что я зверь какой, не скажу.

— Благодарствую!

— Архипычу, говорю, не скажу. Я только Прохору по секрету, а уж он всем до сведения доведет!

— Алексей Михайлович, помилосердствуйте!

Если бы раньше Алеше кто-нибудь рассказал, что став командиром большого броненосца он будет бывать на нем лишь урывками, он бы не поверил. Быть морским офицером, дневать и ночевать на корабле, и служить в таком качестве отечеству было пределом его юношеских мечтаний. Увы, реальность оказалась такова, что великому князю пришлось разрываться между кораблем и Дальним, где у него скопилась куча дел, отдавая явное предпочтение городу и порту. Пока он отсутствовал, там завершили переборку еще два миноносца из второго отряда. Теперь поднаторевшим в ремонте мастеровым предстояла переборка пришедших с Балтики «невок». Проделавшие немалый путь и побывавшие в бою миноносцы порядком поизносили свои механизмы и нуждались в ремонте. Руководить городом, портом и мастерскими с мостика «Осляби» не получалось и Алеша, в очередной раз передав бразды правления лейтенанту Саблину отправился на берег. На вокзале Дальнего его ожидал сюрприз: на одном из запасных путей стояли две железнодорожные платформы с установленными на них орудиями. Рядом с ними, улыбаясь во весь рот, стоял полковник Меллер.

— Приветствую ваше императорское высочество, — обратился он к великому князю. — Вот, извольте видеть, я свою часть уговора выполнил. Пушки на платформе у вас есть.

— Здравствуйте, Александр Петрович, вижу-вижу. Ну, что я могу сказать, молодцы. А пушки откуда?

— Шестидюймовка с безвременно утопшего «Бобра», а девятифунтовая с «Разбойника». Обстрел, как и обещал, круговой. Правда, для первой необходимы домкраты, но они ставятся за десять минут. Мы проверяли.

— Стрельбой испытывали?

— Увы, нет!

— Отчего так?

— Начальство на себя такую ответственность взять отказалось, так что без вашего на то соизволения, никак нельзя-с!

— Ну и ладно, зато понаблюдаю за опытами лично. Думаю, сегодня же и испытаем оба орудия.

— А что третье не будете? — лукаво усмехнулся Меллер.

— А что есть и третье?

— Как не быть! Да какое, сто двадцатимиллиметровое Армстронга, конфетка, а не пушка!

— Но откуда?

— Детективная история, Алексей Михайлович. Крестница то ваша, «Ицукусима» совсем не глубоко затонула. Обратились за разрешением провести на ней водолазные работы, так начальство не одобрило-с! А работы, против обыкновения начали не дожидаясь соизволения… в общем кормовое орудие и пару десятков снарядов сняли, а как запрет пришел, так и приуныли. Самовольство, он того, наказуемо! Ну и отдали нам от греха, дескать, знать не знаем, видеть не видывали никакой пушки.