— Милая моя, единственная моя, родная, желанная. Неповторимая моя. Единственная, единственная, единственная…

Покрывая лицо, шею, волосы женщины поцелуями, маг уложил ее на диван, сдвинул ворот платья, прикоснувшись губами к плечам, груди. Расстегнул пуговицы на спине. Татьяна выгнулась, закинула голову, закрыв глаза. Она еще собиралась как-то протестовать, отказываться, но вслух не сказала ничего. Ткань поползла ниже. Пустынник скинул лямку бюстгальтера, сдвинул чашечку, открывая розовый, на глазах заостряющийся сосок. Колдун тронул его языком — и женщина наконец-то сдалась, полностью отдаваясь ласкам. Колдун впился в ее губы своими, одновременно поднимая подол, скользнул пальцами по животу, опустил их чуть ниже, скользнул снова, но уже под резинкой.

— Толя… — Ее пальцы впились мужчине в волосы, тут же испуганно разжались. — Толенька…

Колдун приподнялся, снова опустился, прижимая ее руку телом, а сам проник наконец-то в ее горячую влажную пещерку и очень осторожно, стараясь не спугнуть, начал ее ласкать. Истосковавшееся по любви тело отреагировало незамедлительно, и хотя женщина еще пыталась проявить какую-то самостоятельность, очень скоро ураган страсти снес ее здравомыслие и волю.

Все, на что хватило Таню после первого оргазма — это предложить раскрыть диван и избавить ее от одежды. После второго она попыталась проявить ласку в отношении Пустынника — но он быстро пресек эту самостоятельность и заставил свою жертву забиться от страсти в третий раз, после чего Танечка провалилась в сон.

Упившийся энергией, как проглотивший мамонта удав, колдун поднялся, отошел к двери, любуясь распластанной обнаженной женщиной, ее рассыпавшимися волосами, чуть приоткрытым ртом, плавным изгибом бедер.

Удивительные все-таки существа — эти смертные. Их век недолог — но они умеют порождать новую жизнь. Они поглощают кучу всякой отравы — но умудряются превращать ее в чистейшую живительную энергию. Они могут умереть всего лишь из-за нескольких вовремя и правильно произнесенных слов — но они же способны переносить самые невероятные тяготы. Они могут сгинуть из-за нехватки воды или съестного на протяжении всего нескольких дней — но они же в минуты счастья буквально из ничего порой выделяют столько энергии, что ее хватило бы на всех магов планеты. Они могут быть нежными, отзывчивыми, радостными. А бывают затравленными и упертыми, как те же спириты…

Интересно, как они там?

Пустынник пошарил у хозяйки дома по карманам, нашел ключи от квартиры, спустился вниз, к машине, взял в бардачке пробку с хрустальным шариком, вернулся назад. Таня продолжала безмятежно отдыхать, приходя в себя после многочасовых ласк, но даже сейчас, в минуты полной опустошенности, с ее ауры стекали струйки чистейшей энергии радости и воистину божественной благодати.

— День первый, — негромко отметил Пустынник. — Интересно, насколько хватит этой смертной?

Он омыл хрусталь под струей воды, выключил давно выкипевший и начавший чернеть чайник, после чего сел к столу и наложил на шар руки, мысленно вызывая запах спиритов, ставших его покорными рабами:

— Ну, где же вы, что делаете сейчас? Догадались вернуться домой, убив неопытного колдуна, или так и стоите над его телом?

Спириты не откликались. Ни по одному, ни все вместе, ни здесь, ни в далеком сибирском городе, ни живые, ни мертные. Создавалось впечатление, что они просто исчезли — рассыпались на мелкие составляющие, растворились в окружающем мире, и колдовской призыв не способен найти адресата.

— Странно… — пожал плечами маг. — Хорошо, а где сам щенок?

На этот раз шар нашел жертву сразу: прихвостень местных полицейских преспокойно дрых на полутораспальной постели, головой к легкой тюлевой занавеске.

— Вот это да! — зачесал в затылке Пустынник. — А ты оказался не так прост, как прикидывался, шкет. Что же мне тогда с тобой делать?

Взгляд его упал на высокие алые розы, стоящие на столе в хрустальной вазе, и маг, кожа которого еще помнила страстные поцелуи Танечки, тихо захихикал:

— Я пошлю тебе любовное послание, мальчишка. Интересно, знаешь ли ты, кто такая Ночная Фея?

Пустынник быстро оборвал лепестки с розовых бутонов, пошарил по все еще неразобранным сумкам хозяйки и, естественно, нашел там пучок сельдерея — какой же приличный ужин без зелени? Лепестки роз и пахучие листочки сельдерея он мелко разорвал пальцами, старательно растер. Поставил на маленький огонь сковородку, кинул зелень на нее — сушиться. Теперь ему требовался любовный секрет. Колдун вернулся в комнату, несколькими поцелуями вернул Таню из далеких грез в реальный мир, осторожно коснулся пушка внизу ее живота.

— Толенька… — сонно пробормотала она. — Кажется, я больше не могу…

— Можешь, — тихо сообщил маг. — Но пока я хочу лишь постелить тебе постель.

Он перенес свою избранницу на кресло, поднял диван, вытряхнул принадлежности, застелил ложе, подхватил и переложил на него Таню. Укрыл одеялом, плотно подбив края, опять начал покрывать лицо поцелуями, скользнул рукой к ее сокровенной щелочке.

— Толя… — прошептала она.

— Я сейчас. — Он поцеловал женщину напоследок в лоб, быстро вышел на кухню, собрал в щепоть уже начавшую подсыхать травку, стер с пальцев влагу, кинул все обратно на сковороду, помешал пальцем. Металл должен был оставаться не раскаленным — чтобы не сжечь органические составляющие зелья, но и не холодным — не то до самого утра ничего не высохнет.

Пустынник еще немного уменьшил огонь, после чего отправился в ванную, хорошенько отмылся после долгого, долгого дня, а когда вернулся, сдобренная любовным секретом травка на сковороде уже высохла настолько, что без труда растерлась в легкий, невесомый порошок.

— Отлично, — собрал его на ладонь колдун, другую руку накладывая на шар и устанавливая контакт со спальней своего врага. — Посмотрим, сумел ли ты расставить вокруг своей обители надежную защиту. Приди, фея вечной любви, услышь мой зов, утоли мои печали, раздели мое ложе, мою страсть и мою судьбу…

Пустынник сдул с ладони порошок на шар, передавая туда, в неведомо где находящееся жилье, призывный аромат — после чего немедленно разорвал контакт и тут же тщательно вымыл руки.

— Приятной тебе ночи, мальчишка, и сладких любовных утех. А я пойду в постель. Меня тоже ждет нежная, горячая женщина.

* * *

Алексей проснулся от грубого тычка в плечо, недовольно поднял голову и увидел мелкий меховой комочек, мелькнувший через комнату к кухне.

— Домовой?

Дикулин, протерев глаза, опустил ноги на пол, прошлепал на кухню следом за своим тайным соседом и увидел, как тот, отогнув пластиковую решетку вентиляционной шахты, торопливо протискивается в образовавшуюся щель. Несколько раз мелькнули коричневые пятки, словно пытающиеся оттолкнуться от воздуха, и домовой исчез.

— Вот те раз, — зачесал Леша в затылке.

Домового он, можно сказать, завел сам. Положено каждому приличному хозяину иметь в жилище это существо — вот и завел. Вообще-то, в панельных домах они селиться не любят, и когда Дикулин, еще постигая азы знахарского и ведовского дела, начал ставить в уголок квартиры стакан молока и кусочек свежего хлеба, все это пропадало зря. Однако как-то летом он приманил в котомку «хозяина» одного заброшенного деревенского дома, посулив спокойную сытую жизнь, и с тех пор скрытный малыш время от времени шуршал по углам малогабаритной квартиры.