– Передай, – говорю ему, – в экспедицию для рассылки.

– А как же сигнальный экземпляр? Будем докладывать Голикову перед рассылкой? – спрашивает он.

– Да, конечно. Принеси сигнал мне, я сам доложу, а тираж передавай в экспедицию.

Серебряков принес сигнал и сообщил, что весь тираж сдан в экспедицию. Я положи сигнальный экземпляр в сейф, позвонил начальнику экспедиции и попросил возможно быстрей направить сводку в войска. Для Москвы рекомендовал отправить в последнюю очередь: здесь, говорю, всегда успеют ее получить.

Через три – четыре дня из округов поступили сообщения, что сводка получена.

Теперь мне предстояло пережить немало скверных минут. Решил: при любых обстоятельствах буду сохранять спокойствие и достоинство члена партии и офицера.

Взяв сигнальный экземпляр, пошел на доклад к Голикову. Молча положил перед ним сводку. Голиков стал ее листать, посмотрел схему.

Я стою молча, смотрю на него. Сначала его лицо выразило удивление, потом недоумение, а потом разразилась гроза.

– Вы что-о? Вы хотите спровоцировать нас на войну с Германией? Что мне с вами делать, упрямый вы хохол? – Генерал выскочил из – за стола, пробежался по кабинету. – Не – ет! Я не утверждаю эту сводку! Запрещаю ее рассылать в войска! Приказываю уничтожить весь тираж!

Спокойным, ровным голосом говорю:

– Товарищ генерал, это невозможно: сводка уже в войсках.

Голиков побагровел, задохнулся, долго не мог говорить. А потом снова взорвался:

– Ка – ак? Вы… вы отправили сводку без моего разрешения?

– Да, товарищ генерал, отправил. Я считаю это дело очень серьезным, всякое промедление в данном случае – преступление.

Генерал задыхался. Трудно, с хрипом выдавил:

– Да как вы смели? Да вы с ума сошли… я вас… – Дальше пошли такие ругательства, каких бумага уже не терпит.

Не вытерпел и я:

– Товарищ генерал, вы на меня не кричите. Я начальник информационного отдела. Я подписываю сводку и отвечаю за нее головой. Положение на западной границе весьма серьезное, и молчать об этом нельзя. А так как наши взгляды на положение дел разошлись, прошу вас устроить мне личный доклад начальнику Генштаба. Иначе буду искать другие пути.

На раскаленного генерала будто водой плеснули. Мигом остыл. Сел за стол, удивленно посмотрел на меня и стал вдруг сверх меры корректен.

– Хорошо, товарищ подполковник, я устрою вам личный доклад начальнику Генерального штаба! – в голосе слышалась скрытая угроза: – Можете идти, вы свободны.

Пошел я в свой отдел и стал спешно готовиться к докладу. Написал его обстоятельно и убедительно. Кроме того, заготовил спецсообщение Сталину, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Тимошенко и Берии, в котором изложил основную суть сводки и доклада с общим выводом о реально нависшей угрозе со стороны Германии, и приложил с в о д к у № 8.

Через несколько дней после рассылки сводки я получил весьма показательный отклик на нее. Позвонил начальник Академии Генштаба генерал – лейтенант Мордвинов:

– Слушайте, товарищ подполковник, я получил вашу последнюю продукцию. Действительно ли положение так серьезно, как указано у вас?

– Да, товарищ генерал, еще серьезней, чем написано.

– Да как же так? Ко мне в Академию ездят разные докладчики и говорят совершенно другое.

В то время, как я уже писал, был заключен пакт о дружбе с Германией и договор. С Мордвиновым мы были в хороших отношениях, и потому я позволил себе шутливо ответить:

– Гоните их в шею ко всем чертям, товарищ генерал! Они все врут.

Мордвинов засмеялся:

– Шеи у них толстые, не прошибешь… Ну ладно, будем разбираться.

…Но мне было не до смеха: стало ясно, что “докладчики” обрабатывают генштабистов по указанию свыше.

Через несколько дней (примерно в конце декабря) часа в два ночи (был такой дикий обычай работать по ночам!) в моем кабинете раздался звонок телефона. Поднимаю трубку.

Голос Голикова:

– Вас ожидает для доклада начальник Генерального штаба.

– Товарищ генерал, – возражаю я, – да как же так можно? Надо же было предупредить меня, чтобы я подготовил доклад.

– Ничего не знаю. Вас ожидает начальник Генштаба! – с подчеркнутой резкостью сказал Голиков и бросил трубку.

Я порадовался своей предусмотрительности. “Ну, – думаю, – подвел бы ты меня, товарищ генерал, если бы я не подготовил материал заранее”. И бегом в Генеральной штаб. Был я, конечно, очень взволнован, ведь стоял вопрос не только о моей личной судьбе как разведчика, но и о судьбе Родины.

Вбегаю в кабинет запыхавшись. Вижу – у стола стоят начальник Генштаба генерал армии Мерецков и его заместитель генерал Василевский. [первый заместитель начальника Оперативного управления]. …

На большом столе я разложил карту и весь свой материал. Докладываю. Меня внимательно слушают, не прерывают. Закончил доклад часа в три ночи.

Мерецков и Василевский “ползали” по моей карте, внимательно изучая группировки немецких войск. Прикидывали, в каком направлении могут быть введены главные силы фашистов. Мерецков спросил меня:

– Когда, по вашему мнению, можно ожидать перехода немцев в наступление?

– Немцы, – отвечаю, – боятся наших весенних дорог, распутицы. Как только подсохнут дороги, в конце мая – начале июня можно ждать удара.

– Да, пожалуй, вы правы.

Мерецков и Василевский начали накоротке обмениваться между собой мыслями, прикидывать необходимое время для развертывания армии и приведения страны в боевую готовность. Говорили они тихо, но я услышал, что Василевский называл срок: шесть месяцев.

– Да, времени у нас в обрез, – сказал Мерецков, – надо немедленно будить Тимошенко и докладывать Сталину.

– Товарищ генерал! – обрадованный удачным результатом воскликнул я. – Если вы думаете изложить ему этот доклад, то он у него будет через два часа. Я направил ему такой же доклад фельдъегерской связью. В шесть часов утра он его получит, а два часа погоды не сделают и ничего не изменят.

– Ах так! Вы уже направили ему доклад?

– Да, конечно. И не только ему. Доклад и сводки посланы Сталину, Ворошилову, Маленкову, Берии и другим.

– Значит, к утру все будут знать о положении дел на границе?

– Конечно.

– Очень хорошо! Спасибо! – Мерецков пожал мне руку. – Вы свободны, идите отдыхать…»[282].

Как следовало из воспоминаний Новобранца, от югославского военного атташе Путника в Разведупр поступила схема с дислокацией немецких дивизий, судя по всему, на Востоке, на данные которой и «опирался» Голиков и которые он учитывал, уменьшая количество дивизий при подготовке разведсводок. С учетом происходивших перебросок, эти данные должны были быстро устареть и оперировать ими продолжительное время было просто невозможно. И еще: говорить о развертывании немецких войск на границе было преждевременно.