или мозаичной композиции: апостолы в простенках барабана и Пантократор в куполе.

Рис. 50. Изображение Печерской церкви в недостроенном виде (без барабана главы) позволяет датировать эту часть летописи временем 1076–1089 гг.

Барабан после достройки достигал 12 м в высоту. Художник (если бы он изображал храм в его окончательном виде) не мог пренебречь этим очень высоким завершением храма.

Произведенное Н.В. Холостенко тщательное обследование кирпичной конструкции Успенского храма показало, что «кладка барабана выполнена техникой рядовой кладки из кирпичей, которые отличаются от кирпичей, применявшихся для пилонов, арок и подбарабанной кладки…» и являются более поздними[276].

Разновременность кладки основных стен собора (более ранней) и кладки барабана (более поздней) убедительно подтверждает высказанную выше гипотезу о том, что Печерский Успенский собор был «скончан» до сводов включительно лишь в 1089 г.

М.Д. Приселков полагал, что вставка об осле сделана при противнике (и преемнике) Никона игумене Иване[277], но, как уже говорилось, свод 1093/95 гг. был, по всей вероятности, не лицевым. Почти все миниатюры на пространстве 1074–1093 гг. связаны с доброжелательным показом судеб Изяслава и его сыновей Ярополка и Святополка. Мономах же, отец которого был в это время великим князем, показан злодеем, гонящим жену и сноху Изяслава (княгинь Гертруду и Ирину) как обычный половецкий полон (л. 119 в.). Великий князь Всеволод на протяжении всего пятнадцатилетнего княжения, приходящегося на все игуменство Ивана, изображен только один раз в связи с освящением Успенской церкви в 1089 г. (л. 120 о. н. Церковь на миниатюре не изображена).

Все же миниатюры, связанные с Изяславом и Изяславичами (смерть и торжественные похороны Изяслава, убийство Ярополка, отъезд Святополка в Туров), естественнее объясняются вниманием к этой династии Нестора придворного летописца Святополка Изяславича.

В пользу того, что Начальный свод не был лицевым, с особой яркостью свидетельствует его последняя статья 1093 г., полная драматических событий, но оставшаяся в Радзивиловской рукописи без иллюстраций. Здесь описано более полутора десятков событий, подобные которым обычно сопровождались рисунками: смерть великого князя Всеволода, погребение его в Софийском соборе, княжеские совещания, нападение половцев, совместный поход на половцев, гибель княжича Ростислава, утонувшего в Стугне (о чем вспоминалось в «Слове о полку Игореве»), осада Торческа, бегство Святополка и др. Все эти важные сюжеты остались без иллюстраций (см. л. 124–127). Совокупность изложенного делает убедительной гипотезу об отсутствии иллюстраций в Начальном своде игумена Ивана 1093 г. Если же это так, то отпадает объяснение карикатуры с ослом как органической части Начального свода. С Нестором же ее связывать трудно, так как он положительна отзывался о Никоне в житии Феодосия, хотя и признавал, что дьявол творил ему зло и воздвигал на него крамолу. Остается только одно допущение, что «Повесть о Печерской обители» первоначально существовала как отдельное, самостоятельное целостное (из двух частей) произведение и что она была иллюстрирована местным печерским изографом, видевшим Успенскую церковь в ее полудостроенном виде, отраженным на миниатюрах «Повести» в ее обеих частях. Дата ее создания лежит между 1076 г. (начало игуменства Никона) и окончательной достройкой церкви (конец 1080-х годов до 1089 г.).

Учитывая симпатии автора «Повести» к Изяславу, ее составление и иллюстрирование естественнее всего приурочить к последнему княжению Изяслава с 15 июля 1077 г. по 3 октября 1078 г., когда Изяслав был убит ударом копья в спину. Наиболее вероятно, что дьявол начал воздвигать крамолу против Никона именно в это время.

Нестор и Мономах.

Важнейший вопрос русского лицевого летописания XI–XII вв.: была ли (и в каком объеме) иллюстрирована «Повесть временных лет» Нестора?

Предшествующие заметки уже подвели нас к той мысли, что чья-то рука сказалась в прославлении князя Изяслава. Тенденциозно иллюстрировались не только его княжеские дела, но и мелочи: специальная миниатюра, например, посвящена бегству некоего Некрадца, убийцы княжича Ярополка, сына Изяслава (л. 119 в.). Вероятнее всего, это была рука Нестора, служившего другому сыну Изяслава — Святополку, сидевшему на великом княжении два десятка лет (1093–1113 гг.). По Шахматову, исторический труд Нестора был закончен именно около 1113 г., но этим же исследователем выявлены серьезные переделки, которым подвергся труд Нестора после смерти Святополка, когда великокняжеское летописание попало в руки Мономаха, все двадцать лет царствования Святополка соперничавшего с ним. Это соперничество сказалось как на труде Нестора, так и на произведениях самого Мономаха и его сторонников. Наиболее актуальная часть обширного труда Нестора, связанная с этим соперничеством, при переходе рукописи в другие руки (а одно время даже в другой монастырь) подверглась, разумеется, наибольшей переработке: что-то изымалось, что-то добавлялось или переделывалось.

В этой части (1093–1110 гг.) есть миниатюры, отражающие общие княжеские съезды или совместные походы Святополка и Владимира Мономаха, исходное происхождение которых неопределимо (1100, 1101, 1103, 1107, 1110 г.). Относительно некоторых миниатюр можно думать, что они уцелели (благодаря своей нейтральности) от летописи Нестора: Святополк наказывает своего сына, бежавшего из Киева (л. 147 о. в.); латыши (земгаллы) победили Всеславичей (л. 152 о. н.); помня обиды, нанесенные Всеславом отцу Святополка, мы поймем, что великому князю было приятно показать поражение враждебного рода. Только приближенный к Святополку художник мог занять место В летописи миниатюрой, изображающей погребение в кургане половецкого хана Тугоркана (л. 133 о.), воевавшего с Русью (в былинах — Тугарин Змеевич). Но Тугоркан — тесть великого князя, на его дочери недавно женился сам Святополк…

Чем дальше в глубь десятилетий от острой конфронтации князей конца XI — начала XII в., тем больше сохранилось миниатюр, инициатором создания которых следует считать Нестора. Мы видели это как на примере печерских повестей, так и на примере тенденциозного восхваления Изяслава.

Для ответа на вопрос об объеме иллюстрированной под руководством Нестора летописи давних лет нам недостаточно его симпатий и антипатий к Изяславу и его современникам. Здесь должны быть использованы наблюдения над формальными признаками миниатюр, на которых не могли сказаться прихоти художников 1487 г.

Важнейшим признаком являются особые головные уборы князей, которые Н.П. Кондаков назвал туфами, византийской разновидностью чалмы. Такие тюрбаны-туфы встречены в Радзивиловской летописи почти на всем протяжении «Повести временных лет» от 945 г. (л. 28 в.) до 1097 г. (л. 142). Их совершенно нет за пределами «Повести временных лет» Нестора, позднее ее, что позволяет предполагать единство художественного оформления всей «Повести» именно при Несторе. Тюрбаны объединяют «Повесть временных лет» с инкорпорированным в ее состав сводом 997 г. Этот своеобразный головной убор встречен в миниатюрах 7 раз. Наблюдаются две разные манеры изображения: на рисунках к событиям X в. тюрбаны показаны как мягкий головной убор с тремя тройными кисточками. Точно так же они изображались на миниатюрах к годам 1075–1097. В хронологических рамках свода 1073 г. (события