К 1992 году уже без перевалочных пунктов в Будапеште и Бухаресте деятельность «Натива» была сосредоточена исключительно на постсоветском пространстве. Оправдывая сделанный шаг, Бартов сказал, что таким образом он надеялся, что в обмен на уступку, сделанную в Восточной Европе, Еврейское Агентство оставит нас в покое в бывшем СССР. Диниц попросил Бартова «одолжить» меня Агентству, чтобы я координировал их деятельность среди советских евреев. Хотя Бартов и спросил меня, согласен ли я, однако тут же сообщил, что, не дожидаясь моего ответа, отказал ему. В это время мы начали ощущать, что Еврейское Агентство пытается проводить независимую политику в бывшем СССР, игнорируя отсутствие соответствующих полномочий, организационных возможностей, знаний и понимания, чтобы действовать на этой территории. Этот шаг был по сути неправомерным, поскольку Еврейское Агентство не имело права на самостоятельную деятельность в каких-либо странах, и уж тем более в СССР, без предварительного согласования с израильскими государственными структурами. По крайней мере, так было до прихода Диница.

В период перед путчем, который произошел летом 1991 года, ситуация в Советском Союзе стала очень напряженной и опасной. «Натив» был единственной организацией, которая предупредила тех, кого следовало, о том, что консервативные круги могут попытаться при поддержке армии и служб безопасности захватить власть. Еврейскому Агентству удалось летом организовать несколько детских лагерей в Прибалтике. Когда начался путч, у «Натива» была информация из прессы о передвижении советских танковых и десантных подразделений в этом регионе. Я моментально позвонил главе правительства Шамиру и получил у него добро на принятое «Нативом» решение о полной остановке или сокращении деятельности Израиля на местах в случае ухудшения ситуации и возникновения такой необходимости. Я обратился в Еврейское Агентство и попросил закрыть детские лагеря в указанной зоне из-за опасности начала там военных действий. Нам и евреям не хватало только того, чтобы на фоне гражданской войны, которая готова разразиться в любой момент, и активизации националистических и, конечно же, антисемитских сил лагеря еврейских детей и подростков вместе с израильскими инструкторами остались на территории, где могут начаться военные действия. Агентство отвергло мою просьбу, а Диниц с большой помпой заявил: «Мы не бросим евреев и не сдадимся» – и напомнил о наследии Ханы Сенеш. Упоминание Ханы Сенеш при таких обстоятельствах, при которых была продемонстрирована безответственность, подвергающая опасности еврейских детей, в моих глазах выглядело оскорблением и пренебрежением ее памяти.

В августе 1991 года в Москве произошла попытка путча. Вскоре Советский Союз распался. Развал был тотальным и сопровождался экономическим, социальным, криминальным беспределом со всеми вытекающими последствиями. Победа Бориса Ельцина в борьбе за власть в России дала евреям надежду и развеяла страхи. В результате часть евреев, собиравшихся выехать, отложили выезд или же вообще решили остаться. Темп выезда, который определялся ухудшающейся ситуацией, замедлился, так как у людей появилась надежда. Если бы путч удался хотя бы частично, темп выезда снова бы вырос и достиг рекордного уровня девяностого года, когда в Израиль прибыло около 184 тысяч репатриантов. Это было самое большое количество прибывших за год в современной истории Израиля. Вся организация массового выезда была полностью организована и осуществлена «Нативом», включая полеты и перевозки при ограниченном числе сотрудников, находящихся в Советском Союзе, с помощью местных евреев, и не только евреев.

Тем временем усиливалось давление на различные инстанции и, главным образом, на главу правительства Ицхака Шамира с целью перераспределения функций между Еврейским Агентством и «Нативом», несмотря на то что у Агентства не было никакого статуса, который позволял бы ему вести деятельность в СССР. Однако давление оказалось эффективным, и было решено, что авиаперевозки перейдут под ответственность Еврейского Агентства, поскольку оно их финансировало. Но руководство Агентства это не удовлетворило, и под их давлением была создана комиссия, на которую была возложена задача разграничить функции между Еврейским Агентством и «Нативом». Комиссию возглавил Михаэль Декель, ветеран ЭЦЕЛЬ и помощник министра сельского хозяйства, приближенный Ицхака Шамира. В комиссию также были включены Давид Бартов и генеральный директор Еврейского Агентства Моше Натив, генерал-майор, в прошлом начальник Управления кадров Армии обороны Израиля. Комиссия постановила, что общая ответственность за деятельность среди евреев Советского Союза лежит на правительстве Израиля, иными словами, на «Нативе». Комиссия определила функции между Агентством и «Нативом» в соответствии с имеющейся на тот момент ситуацией, то есть все сферы, в которых действовал «Натив», остались под нашей ответственностью. Однако Агентство не смирилось с решением комиссии и продолжило нападки на «Натив».

За те годы, что Бартов стоял во главе «Натива», организация изменилась и стала более динамичной, оперативной, обладающей способностью анализа и оценок, чего не было раньше. Можно с уверенностью утверждать, что «Натив» начала восьмидесятых годов был не способен выполнять свои задачи и не был подготовлен к произошедшему в конце восьмидесятых – начале девяностых. «Натив» продолжал бы деградировать и не достиг бы того статуса и влияния на процессы как в отношениях между Израилем и СССР, так и в самом Советском Союзе. И, конечно же, не смог бы осуществить или даже понять и спланировать те решающие шаги, которые определили судьбу выезда в Израиль. В качестве руководителя «Натива» Бартов безусловно заслуживает высокой оценки за все сделанное им в этой области и за то, что дал мне возможность осуществить часть моих планов.

Перед моим уходом на учебу в Колледж национальной безопасности Бартов сказал мне, что по окончании мною Колледжа он выйдет на пенсию. Этот шаг был логичным, учитывая возраст Давида (ему уже исполнилось 67 лет) и целый ряд других моментов. Тем не менее, он тянул время и в конце 1991 года сказал мне, что, выйдя на пенсию и оставив пост главы «Натива», хочет еще два года проработать главой отделения «Натива» в Советском Союзе. Я положительно отнесся к этому шагу. У Бартова был опыт работы в СССР еще до Шестидневной войны, за годы службы в «Нативе» он только обогатился. У Давида Бартова были хорошие связи, как в Израиле, так и в СССР. Хотя он не отличался по части организации и управления, но при поддержке из Израиля, людей на местах и при наличии хорошо отлаженной системы я не опасался, что возникнут проблемы. Тем более мне было ясно, что нам придется организовывать отделения «Натива» во всех новых государствах, возникших на обломках Советского Союза.

1 мая 1992 года я вступил в должность главы «Натива». Через двадцать три года после моего приезда в Израиль и через четырнадцать лет после начала работы в организации. Была определенная символичность в том, что бразды правления «Натива» мне передал именно тот, кто был главой отделения «Натива» в Москве в 1967 году, когда я впервые прорвался в израильское посольство. Знаковым было и то, что главой правительства, который назначил меня директором «Натива», был Ицхак Шамир, один из самых активных и настойчивых сторонников изменения политики Израиля в отношении борьбы за выезд евреев СССР в Израиль.