Незнакомец повернулся к пеньку. Я торопливо влезла в сапоги и шагнула Корняге навстречу.

— Доброе утро, пень корявый! — нежно сказала я. — Я сегодня всех люблю, даже тебя.

Незнакомец — надо полагать, именно его корневик назвал «мастер Дост» — нагнулся к Корняге и ухватился за застрявшую в пеньке стрелу. Корняга испуганно дёрнулся и вцепился корнями в землю. Стрела, как видно, засела глубоко. Досту пришлось приложить усилие, чтобы её выдернуть. Он на мгновение задержал стрелу в руках, а потом переломил об колено и бросил обломки в кучку других таких же. И обернулся ко мне.

У него были очень тёмные глаза, резко очерченный подбородок и выразительный нос с хищным разлётом ноздрей — красивый нос, несмотря на то, что переносица была когда-то перебита, и давний рубец перечёркивал её белой полосой. Впрочем, считается, что шрамы украшают воина. В отношении Доста это было правдой.

— Всех — значит, и меня тоже? — улыбнулся воин и слегка склонил голову в знак приветствия. — Приятно слышать такие слова от красивой девушки, — продолжил он тем самым голосом, которым вчера велел мне идти во Тьму — и я послушалась. — Жаль, что мне пора уходить.

— Благодарю за помощь, мастер Дост, — стеснённо сказала я.

Дост кивнул. Вулх подошёл к нему и ткнулся лбом в колено — тоже благодарил, наверное.

— Можете двигаться дальше по просеке, — сказал Дост. — Хотя — зачем я это говорю? Ты ведь чувствуешь путь?

Я прислушалась к своим ощущениям и удивлённо кивнула.

Да, я знала, куда нам идти. Знала уверенно и несомненно. Далёкая У-Наринна, скрытая от нас лесами и горами, была видна моему внутреннему зрению совершенно отчётливо. Её нельзя было не заметить — как нельзя не заметить Четтана в небе. Мне больше не понадобится спрашивать дорогу. Мне не нужны даже путеводные знаки хорингов. Теперь я просто не смогу заблудиться.

— Я чувствую путь, мастер Дост, — ответила я.

Воин поднял руку в кратком прощальном жесте и повернулся, чтобы идти. В последний момент я всё-таки не выдержала и окликнула его:

— Мы… не можем тебе помочь?

— Нет, — скупо бросил Дост через плечо и зашагал прочь. Кровавый блик Четтана скользнул по длинному мечу, закреплённому у него на спине.

Я вздохнула, глядя ему вслед, и сделала шаг туда, где рядом со старой сосной переминался с ноги на ногу осёдланный Ветер.

— Иди сюда, Корняга!

Пенёк подбежал ко мне, шустро перебирая корнями, и вскарабкался по протянутой руке на плечо.

— Так кто там у оврага? — спросила я.

— Известно кто — хоринги, — скрипуче отозвался Корняга. — Которые вчера в нас стреляли.

Я посмотрела на кучку сломанных стрел с перепачканным кровью оперением. Так вот откуда взялись эти стрелы — из наших пронзённых тел. Плоть оборотней исторгла чужеродные предметы на пересвете. Мда-а, серьёзная, видать, была схватка. Прямо скажем, смертельная. Хоринги — это не какие-нибудь лесные разбойники. Со Старшими сражаться трудно. Сколько их хоть было-то?

— Хэй, Одинец, сколько их было? — окликнула я анхайра, взбираясь на коня.

Но ответил мне скрипучий корнягин голосок:

— Вроде пятеро. Двоих вы прикончили, а вот остальные…

Я тронула коня с места.

— Вперёд, Ветер! А ты продолжай, Корняга. Рассказывай.

Сосновый лес дышал покоем, словно и не разыгралась здесь синим вечером — каких-нибудь полчаса назад — схватка, едва не стоившая жизни нам с анхайром. Наши души уже шагнули во Тьму, но вернулись. При этом — Смутные дни! — перепутав тела. Хвала богам, пересвет возвратил нас с Одинцом каждого в своё тело. Что бы мы делали, если бы этого не произошло, и мы остались в чужих телах — ума не приложу. Да и прикладывать не хочу: жуть берёт.

Мы и без того вернулись из вечной Тьмы изменёнными. Мне ещё предстояло понять, какой след оставило это всё в моей душе. Но пока я просто радовалась ярким краскам вновь обретённого мира.

Постепенно лес по правую сторону просеки превратился в смешанный. Стали встречаться платаны и клёны, ольха и островки лещины. Громко щебеча, просыпались в ветвях птицы четтанского цикла. Вулх, радостно взмахнув хвостом, исчез в подлеске. Корняга на миг замолк — как видно, пытался проследить дальнейший путь вулха, — но сразу очнулся и продолжал свой скрипучий рассказ.

Тёмное небо, вот радость-то! Это ж у меня теперь есть свидетель всему, что происходит синим днём. Хотя чему я радуюсь? Сколько раз уже проверено: поганый пенёк соврёт, и сучком не скрипнет. Так что свидетель происходящего из Корняги — как из пьяного стрелок. Может, конечно, и в яблочко попасть… нечаянно.

— …а потом я отыскал кустик тысячесила, — бубнил Корняга. — Долго искал, потому что в сосновом лесу тысячесил вообще не растёт.

— Спасибо, — искренне сказала я.

Хрен с ним, с Корнягой. Даже если и врёт — пускай врёт. Такая уж, видно, его деревянная натура. Зато вот проявил заботу, когда мне совсем плохо было.

— На здоровье, — проскрипел Корняга. — Так вот, принёс я тысячесил и думаю — надо бы посмотреть, где хоринги…

Я слушала его вполуха, думая о своём и посматривая по сторонам. Просека вела нас на юг, слегка отклоняясь к западу. Четтан поднялся над лесом и заметно припекал мне макушку.

Почему-то мои мысли свернули к событиям предыдущего, красного пересвета. К тому моменту, когда мы с Одинцом снова встретились в человеческом облике под звёздами. Я сердито фыркнула. Тёмное небо, ну мы с ним и уроды оба! Хорошую пару подобрал Лю-чародей для путешествия в Каменный лес. Что я, что Одинец — лопухи развесистые, а не оборотни. Вместо того, чтобы быстро излагать самое важное, мы уже второй раз, усмотрев друг друга в человеческом виде, ведём себя как влюблённые придурки.

В первый раз отвесили челюсти до коленок и пялились друг на друга, пока Четтан не взошёл. В этот раз нас обниматься и целоваться потянуло. А дальше что, джерх на… Тьфу, пропасть!

Я расхохоталась — явно не в такт корнягиному рассказу, потому что пенёк обиженно замолчал. Впрочем, смех мой был невесёлым.

Если и есть под солнцами парочка, которой нет никакого резона влюбляться друг в друга, так это мы с Одинцом. Пока Одинец — человек, меня свет Меара держит в зверином теле. Когда же я становлюсь человеком, Четтан обращает моего спутника в вулха. И даже если путь к У-Наринне позволит нам обрести полную память — после чего и синим, и красным днём мы будем оставаться сами собой — мы с Одинцом всё равно будем принимать человеческий облик под разными солнцами.

Мадхету и анхайру не встретиться в человеческих телах иначе, как во Тьме под звёздами, на красных пересветах Смутных дней. Текущих Смутных дней не так уж много осталось, и каждый день на наши головы сваливается новая неприятность. Разве будешь тут думать о любви? А до следующих Смутных дней нам по-любому не дожить. Хотя… знаю ли я наверняка, каков жизненный срок оборотня?