— Не навсегда, однако развлечься с ними определенно можно.

Козел. Но я отшучиваюсь:

— Не так плохо, как говорят о мальчиках из Фоллз: «Могут оплачивать счета, однако до оргазма тебя не доведут».

Отодвинувшись назад, Хоук поднимает меня, разворачивает, прижимает грудью к спинке дивана. Мои колени впиваются в подушки. Он льнет к моей спине, дышит мне в ухо, запускает руку в трусики и ласкает меня.

— Ты кончила со мной? — спрашивает парень, овевая своим дыханием мою кожу.

Его пальцы касаются клитора. Веки трепещут. Он накрывает мою киску ладонью и не двигается. Мне хочется потереться об него.

— Нет причин лгать. — Хоук целует мое ухо. — Ты кончила?

Я киваю.

— Было приятно?

Вновь киваю.

Вынув руку, он сует средний палец себе в рот, облизывает, потом возвращается обратно мне между ног, играет с входом во влагалище, а я удерживаю его руку на месте.

— Хочешь еще?

Я слегка раздвигаю колени.

— Хоук…

Стянув с себя футболку, подношу его вторую руку к своей груди и поворачиваю голову. Мои губы зависают над его ртом.

— Детка… — выдыхает парень.

— У тебя стоит для меня? — Вжимаюсь в него задницей, чувствуя его эрекцию.

— Да…

— Со мной весело? — дразню его.

— М-м-м-м…

Я разворачиваюсь, кладу ладонь на шею Хоука, толкаю его на сиденье и, оседлав, опускаюсь сверху. Он смотрит на мои сиськи.

— Тогда, надеюсь, у тебя постоянно будет стояк в джинсах, когда поведешь свою маленькую розовую блондинку в кино, потому что не сможешь перестать думать о том, насколько жарко тебе было со мной на заднем сиденье твоей машины, — говорю, качнув бедрами. — Ты никогда не трахнешь никого так, как меня.

Подняв руку, Хоук обхватывает заднюю поверхность моей шеи и притягивает к себе. Мы оба забываемся, целуясь. Мои соски трутся о его грудь. Все идеально. То, как сочетаются наши тела. То, как мне нужно лишь опустить подбородок, чтобы мой рот достиг его рта. То, как приятно его обнимать.

Я разозлила Хоука, и он таким образом отыгрался на мне. Плевать, права ли я. Поймет ли он в конце концов, что есть более подходящие для него девушки… Или я пойму, что прав он и нам просто нужно оставить все как есть, посмотреть, что из этого выйдет. Хоук нужен мне.

Двигая бедрами быстрее, испускаю стон, а Трент покусывает мои губы. Уже собираюсь сорвать с себя остатки одежды, но внезапно включившийся на вершине лестницы свет озаряет прихожую.

Я поднимаю голову.

— Твою мать, — шепчет парень.

Его твердый член упирается в меня. Спрыгнув с него, нащупываю свою футболку, надеваю ее, хватаю айпад и, завалившись на диван, сворачиваюсь калачиком, будто смотрю что-то.

Хоук принимает сидячее положение и сжимает виски руками, тяжело дыша.

С лестницы доносятся шаги.

— Хоук, — цежу я сквозь зубы.

С хриплым стоном, словно ему больно, он поправляет себя, сдергивает одеяло со спинки дивана и прикрывает выпуклость под своими штанами.

Его отец огибает перила. Увидев нас, он останавливается. На нем серая футболка и джинсы, растрепанные волосы торчат во все стороны.

— Хоук, — произносит мужчина, кивнув.

— Доброе утро, пап, — отвечает Хоук, едва открывая рот.

После этого Джексон Трент переводит взгляд на меня. Я натянуто улыбаюсь. Он прищуривается, явно потешаясь, затем уходит.

Потому что родители не дураки, и мистер Трент дает мне это понять.

На втором этаже захлопывается еще одна дверь, опять слышатся звуки шагов. Напольные часы бьют шесть раз.

Выглянув в окно, замечаю, что небо еще темное, однако чернота уже уступает место оттенкам синего. Солнце всходит.

Я смотрю на Хоука, не зная, в порядке он или нет. Сердится ли он? Произошедшее не назовешь ссорой, правда, я до сих пор не научилась считывать его настроение. Откладываю планшет, собираясь подняться, но Хоук первым встает с дивана и направляется вверх по лестнице.

Без оглядки. Без улыбки. Без поцелуя.

Он сердится.

Я всего лишь была честна. Какой же он вредный. Быть реалистом — это не самоуничижение. Говоря прямо, я ему не ровня. Рано или поздно он это поймет.

Мне недолго удается мысленно повозмущаться, потому что на лестнице появляются маленькие ножки. Мэтти, держась за перила обеими руками, спускается со ступеньки на ступеньку.

— Аро! — визжит он.

Его улыбка затмевает все остальное. Подбежав к брату, подхватываю его на руки и поднимаю.

— Ты хорошо спал?

— Ага! — Он широко улыбается, сверкая ровными рядами идеально белых молочных зубов. — У них есть детская площадка. Мы играли на ней вчера вечером. А леди прочитала мне сказку, как ты иногда делаешь.

В редких случаях, когда у меня выдается свободная ночь, а матери или отчима нет дома.

— Где мамочка? — спрашивает Мэтти.

Чертовски хороший вопрос, чувак.

Тут мистер Трент выкрикивает:

— Кто хочет блинчиков?

И внимание Мэтти переключается, он вырывается из моих рук.

Бьянка спускается вниз, одетая в шорты с футболкой, и смотрит на меня. Она открывает рот, намереваясь что-то сказать, но Мэтти тянет ее в сторону кухни.

Я иду следом. Они выдвигают стулья из-за стола. Заправив волосы за ухо, подхожу к стойке.

— Я могу приготовить, — предлагаю отцу Хоука.

— Знаю. — Не поднимая глаз, он не прекращает замешивать тесто.

Выдыхаю со смехом. Они с женой — родственные души. Определенно.

Входит Джульетта, и я, не удержавшись, пялюсь на ее халат длиной до пола, из черного бархата с вышитыми золотыми драконами. Она выглядит царственно. Ей место на высоком балконе какого-нибудь особняка или в замке. Мне нравятся женщины, которых не волнуют условности.

— Я оставила на кровати несколько комплектов одежды, — обращается она ко мне. — На случай, если они тебе понадобятся. Конечно, ты не обязана ничего надевать.

— Спасибо.

Джекс достает тарелки со столовыми приборами. Я быстро забираю их, прежде чем он успеет меня остановить, ставлю на стол и наливаю сок.

— Все в порядке? — тихо спрашивает Бьянка.

— Думаю, да.

Нам нужно поговорить, только не сейчас. Не в присутствии Мэтти.

Она отворачивается, и я вижу ее беспокойство.

— Эй. — Вновь ловлю ее взгляд. — Вы либо останетесь здесь, либо я заберу вас домой. И если вернемся домой, я никуда не уйду. Мы со всем разберемся.

Это отстойно, знаю. Скитаться из дома в дом, терять то, что знакомо… Даже если ситуация в семье тяжелая, по крайней мере, это привычный ад. Когда ты не уверен в своем окружении или не знаешь, где твое место, все кажется мрачным. Состояние неопределенности угнетает. Сестра никогда не попадала в приемные семьи. Я хорошо знаю это чувство.

— Считай это простым экспериментом, — говорю, сев рядом с братом.

— И что я буду