Она кивнула, ужасно краснея.

— Вы — невыносимая... невыносимая жаба! — сказал Теган, отпуская ее руку. — Я люблю вас. Почему вы отказываете мне?

— Ну... потому что... я тоже люблю вас, — выпалила Азелиона. Она сделалась совершенно багровой.

— Не вижу препятствия в названном обстоятельстве.

— Государь! — взмолилась Азелиона. Она никогда прежде так его не называла, да еще столь жалобным голоском. — Вам предстоят ужасные дни. Возобновление коронационной клятвы. А после — неурожаи, бунты. До семьи ли вам будет...

— Ничто так не утешает королей в разгар народных смут, бунтов и пожарищ, как хорошая семья, — ответил Теган, улыбаясь.

Она наконец рассердилась.

— Чему вы радуетесь? Если действительно начнется голод...

— А если не начнется? — спросил Теган.

— Что? — Девушка растерялась. — Но ведь все говорят...

Теган взял ее за плечи, придвинул к себе, заглянул в лицо и вдруг поцеловал в обе пылающие щеки.

— А если все прыгнут в пропасть — вы тоже прыгнете вслед за ними? Я хочу вам кое-что показать...

Тут по ступенькам поднялись сперва дворцовый лекарь, а за ним — старый лакей с перевязанной рукой. Лекарь хмурился.

— Что с ним? — спросил Теган, быстро оборачиваясь к врачу.

— Ничего страшного. Почему было не сделать этого раньше?

— Рассуждать о причинах вашего промедления будут грядущие историки, — величественно произнес Теган, чем сразу сбил лекаря с толку. — Вы свободны. Навестите его ближе к вечеру. Если понадобится, смените повязку и дадите лекарства. Только не горькие, поняли меня? Таков королевский приказ, вполне ясный и определенный.

Лекарь невежливо махнул рукой и ушел.

— Похоже, приближенные меня совершенно не уважают, — пробормотал Теган. — Женщины не хотят вступать со мной в брак, лекарь грубит, лакеи обливают меня вином...

Он повернулся к Иофе и подозвал его к себе жестом.

— Ступай к себе и ложись в постель. Ты больше не работаешь.

Старик поморгал красными веками, как бы силясь заплакать, но было совершенно очевидно, что слез у него не осталось.

— Это не наказание, а наоборот: выражение моей королевской милости, — продолжал Теган. — Благодаря тебе я понял одну очень важную вещь...

— Но если я не работаю, — проговорил старик, — то как я буду жить?

— Ты будешь жить во дворце, совершать короткие прогулки, кушать три раза в день на королевской кухне... и заведешь себе собаку. Выбери на моей псарне любого щенка, какой понравится.

Иофа еще немного поморгал, ничего не сказал и поковылял прочь.

Теган всплеснул руками:

— Вот и вся людская благодарность!

— А вам бы хотелось, чтобы он целовал вам ноги, рыдая от счастья? — осведомилась Азелиона.

— Если вы станете моей женой, мне придется постоянно вас запугивать, — задумчиво протянул Теган, — иначе вы меня, пожалуй, со свету сживете — с таким характером... Смотрите.

Молодой король быстро размотал повязку и открыл несколько глубоких царапин на своей ладони. Азелиона сморщилась.

— Ненавижу кровь!

— Придется посмотреть, — сказал Теган. И провел ногтем по царапине. Тотчас на землю упали три поспешных капли, и пыль всосала их в себя без остатка. Спустя несколько минут — как раз после того, как Теган водрузил повязку на место, — из пыли появилось несколько тонких зеленых ростков.

— Что это? — шепнула Азелиона.

Теган с улыбкой наблюдал за ней и не отвечал. Ростки прямо на глазах становились все длиннее и гуще, и скоро по земле побежал вьюн. Один за другим на нем появлялись длинные розоватые бутоны.

— Ну так что? — спросил Теган. — Выйдете за меня замуж, дорогая графиня?

Лопнул первый бутон, и большой бело-розовый колокол распахнулся на земле; солнце мгновенно упало в сердцевину цветка и высветило золото пыльцы.

— Боитесь сделаться королевой при ничтожестве короле? — спрашивал Теган, взяв в руки длинную косу Азелионы и выдергивая прядь за прядью из тонких ременных пут.

Второй бутон созрел и явил себя миру, и свет проник и в его сердцевину. Золота прибавилось, легкие блики бегали по мясистым белым лепесткам.

— Грядущие неурожаи вас пугают? — Теган растрепал одну косу девушки и принялся за другую. — Бунты нам не по нраву? Крови боитесь?

Она всё шире раскрывала глаза. Таким Теган еще никогда не был. Он приближался к ней с каждым мгновением — хотя, казалось бы, куда ближе: они и так стояли, вплотную прижавшись друг к другу. И все же Азелиона ощущала, как эта близость делается почти полным слиянием, все более тесным, все более необходимым. Смуглое лицо Тегана потемнело еще больше, и от глаз к скулам и ниже, до самого подбородка, по коже побежали тонкие золотые контуры цветов. Ноздри короля вздрагивали, губы изгибались, как будто жили на лице собственной жизнью.

Бутоны с легким треском раскрывались один за другим, и все они, точно так же один за другим, отзывались в сердце Азелионы. У нее было странное ощущение: как будто в самой потаенной глубине ее существа вздуваются и лопаются радужные воздушные шары...

— Эльфийская магия, — беззвучно прошептала она, прежде чем король успел остановить движение ее губ поцелуем.

* * *

— ...Магии не существует... — сказал Теган, и теперь Азелиона не позволила говорить ему дальше...

* * *

В сером междумирье шла своим ходом потаенная жизнь. Там всегда было по-своему неспокойно. Живые туманы впитывали в себя сны и смешивали их, рассыпая по обе стороны границы видения и кошмары. Иногда там зарождалось и принималось бродить, изнемогая от голода, бесформенное чудище. Оно не служило стражем границы, как полагали многие — в том числе и Гион поначалу, — оно просто там находилось. Одно из многих явлений состояний «между». Когда Гион убил его, то спустя неопределенное время в тех же оврагах начало сгущаться новое «нечто», такое же голодное и алчущее, такое же бессмысленное.

Аньяр и Чильбарроэс потратили огромную часть жизни на то, чтобы выслеживать и уничтожать эти существа: в туманах они представляли для них серьезную опасность. Другие враги были менее страшны и легче подчинялись. Чильбарроэс научился входить в чужие сны: с годами он начал следить за Королевством и своими потомками, а иногда — и давать им советы.

Он испытал нечто, похожее на счастье, когда понял, что эльфийская кровь, даже разбавленная человеческой, сохраняет свои чудесные свойства. Ринхвивар никогда не говорила об этом: возможно, она и сама не знала.

Сны Тегана, даже после женитьбы на Азелионе, были тяжелыми: ночь за ночью он переживал исчезновение отца, растаявшего у него прямо под ладонями. И Чильбарроэс осторожно проник в эти сны, изменяя собственный образ в грезах сына. И со временем тяжесть ушла; Теган вспоминал отца юным, счастливым, сильным. «Я таким и остался, — шептал Чильбарроэс из далеких, невозможных туманов, — я до сих пор таков... Я в тебе, в твоей крови и твоей памяти; я — в пограничном мире... Я буду охранять тебя, и твоих детей, и их детей — тоже. Я буду рядом с королями до тех пор, пока мои потомки видят сны...»