Сломя голову Чильбарроэс побежал обратно, туда, где расстался с эльфами, которые называли его «братом».

Он видел труп первого и едва не упал, споткнувшись о растерзанное тело второго. Третьего Чильбарроэс отыскал в тумане спустя несколько минут: по тихим стонам.

Бросившись возле умирающего на колени, Чильбарроэс спросил:

— Теперь ты чувствуешь себя живым?

Темное лицо просияло, улыбка показалась в мягких углах рта, созданного для поцелуев, не для предсмертных гримас.

— Я жив, как никогда... — проговорил эльф. — Опасность, боль, неопределенность...

— А женская любовь? — спросил Чильбарроэс жестоко.

Улыбка не дрогнула.

— О, и любовь была... конечно, — шепнул умирающий. — Не это важно. Не это важно...

Чильбарроэс наклонился еще ниже, но дыхания больше не слышал. Тогда он погладил безвольное лицо, чтобы оно разгладилось и обрело покой, и оно вышло из-под ладони человека странно умиротворенным. Только тут Чильбарроэс понял, что все это время стоял на коленях в огромной луже крови.

Он встал, повертел кистью, в которой зажал рукоять меча, и фиолетовые сполохи брызнули с клинка, точно капли воды, и побежали по туманным столбам, расцвечивая их трупными пятнами.

Чильбарроэс бежал, разрубая на ходу туман, и яд пропитывал комья влаги и падал на землю, отравляя и ее. Тропинка сделалась совершенно прозрачной. Сквозь почву Чильбарроэс видел потроха земли: сплетенные корни, полные брожения грибницы, потайные норы животных и кладовки, где муравьи и пауки хранят свои зимние запасы.

Аньяр убегал по тропинке от катящегося за ним когтистого шара. Чильбарроэс на миг приостановился: он вдруг усомнился в том, что сможет догнать этих двоих, преследователя и преследуемого, так стремительно они неслись. Аньяр, рослый и длинноногий, каждое мгновение норовил скрыться из глаз, а монстр не отставал от него. Из последних сил Чильбарроэс помчался следом и, уже падая от усталости, метнул отравленный клинок прямо в тело монстра.

И упал на тропинку, глотая ртом воздух. Ему было жарко — так, словно он стоял возле гигантского костра.

Послышался визг. Этот звук оказался более высоким и более громким, чем мог вынести человек, и потому Чильбарроэс потерял сознание. Аньяр же, зажимая ладонями уши, приблизился и начал смотреть, как яд действует: бесформенная масса извивалась у его ног, принимая тысячи различных обликов и сбрасывая их. Оно становилось все меньше и слабее, но злоба его не уменьшалась, и наконец на том месте, где корчилось и кричало чудище, осталась лишь выемка в земле, наполненная темно-фиолетовой дрожащей массой. Аньяр взял горсть земли и бросил туда, потом еще и еще, и только когда на том месте вырос небольшой холмик, окончательно затих предсмертный вопль и не стало жидкости: только фиолетовое сияние, очень слабое, по-прежнему тряслось у самой поверхности почвы.

Аньяр топнул рядом с местом, где издохло чудовище, и подбежал к Чильбарроэсу. Тот лежал на боку, выбросив вперед одну руку и неловко запрокинув голову. Эльф остановился рядом с человеком, несколько секунд рассматривал его, затем уселся на землю и покачал головой. Он как будто впервые увидел, как уродлив был Чильбарроэс, как смертен он был, как отвратительно сказалось на нем преодоление этой смертности. Возможно, дело было в том, что для Чильбарроэса обретение бессмертия осталось безразличным.

— Ты меня спас, — сказал ему Аньяр. Он осторожно тронул щеку лежащего и почувствовал пальцами все ее морщины. — Ты отвратителен, но ты спас меня. Ты — мой брат, Чильбарроэс... Ты открыл для меня путь домой.

Он снял с пояса маленькую фляжку и вылил немного воды на сомкнутые губы человека. Чильбарроэс глотнул, кашлянул и открыл глаза.

И мир вокруг него и Аньяра изменился: медные стволы открылись во всей своей ослепительной красоте, стройные, проникающие через всю вселенную до самого неба. Синева небес лучезарно сияла, а шелковые ленты музыки извивались в воздухе, точно летучие змеи, и наполняли весь мир сокровенным смыслом. Так обретает осмысленность пустая доселе жизнь, стоит лишь войти красивой женщине. Так расступается нечистота в воде, едва туда попадает свежее яблоко.

Чильбарроэс сел, хватаясь за руку Аньяра, привалился головой к колену сидящего рядом эльфа. Обоих сотрясала дрожь.

— Что это? — спросил Чильбарроэс шепотом.

— Мне страшно, — отозвался Аньяр.

Они оба знали ответ: смерть чудовища открыла им дорогу в эльфийский мир. И оба они желали теперь лишь одного: вернуться туда, где властвуют туман и тишина.

— Эта красота убивает меня, — тихо проговорил Чильбарроэс. — Уведи меня обратно, брат!

Аньяр помог ему встать, и они, преодолевая слабость, побежали прочь, в глубину леса, подальше от синей реки, которая несла свои вздувающиеся, пронизанные светом воды мимо Медного леса, мимо эльфийского города-дворца, разомкнутого на все четыре стороны, мимо овеществленной музыки, мимо той чрезмерности бытия, которая оказалась невыносимой и для Чильбарроэса, и для Аньяра.

* * *

Принц Теган легко нес бремя «вечного наследника»: его совершенно огорчало предполагаемое долголетие родителей, особенно матери, которое на неопределенный срок, если не навсегда, отодвигало время вступления на престол самого Тегана.

У молодого человека было много друзей — и среди знати, и среди людей попроще: принц немало дней проводил в лесах, на охоте, в путешествиях, и везде у него находился знакомый трактирщик или какая-нибудь щедрая, жизнерадостная приятельница в зажиточном доме на краю деревни, где можно остановиться большой веселой компанией и хорошо провести денек-другой за угощением и прогулками.

Став королем, Теган вынужден был оставить свои прежние развлечения. Теперь он был постоянно погружен в дела. Смерть матери и исчезновение отца оказали на него страшное действие: прежде веселый, Теган сделался хмурым, молчаливым, он замкнулся в себе и отдалился от всех, с кем прежде так замечательно развлекался.

Никто еще не знал, каким Теган будет правителем: разумным или подверженным минутному настроению, склонным карать или склонным миловать. Из легкомысленного юноши с одинаковой вероятностью мог получиться и превосходный король, и тиран.

С севера за Теганом следили с не меньшим, если не с большим любопытством. Окажись новый король ничтожеством, склонным срывать свои неудачи на окружающих, — и задача герцогов Вейенто будет решена очень быстро. Впрочем, даже если Теган проявит чудеса мудрости и терпения, его правлению неизбежно придет конец: вряд ли новый король справится с неурожаями, голодом, недовольством народа. Северяне придут в столицу как спасители Королевства, и потомки Мэлгвина займут трон, принадлежащий им по праву.

Приблизительно за месяц до годовщины коронации Гиона и Ринхвивар — до знаменательного дня явления эльфийской крови — во дворце произошло событие, внешне совершенно незначительное.

Один из королевских лакеев, служивших еще Мэлгвину, совершил ужасную оплошность: подавая его величеству вино в графине, старик споткнулся, разбил графин, упал сам и сильно поранил руку. Хуже того: падая, он ухитрился еще и толкнуть молодого короля, так что несколько осколков застряли у Тегана в ладони, и их пришлось вытаскивать щипчиками.