– Нет.

– А как насчет человека, за которым погнался Ди Джей? Он его рассмотрел?

– Нет.

– Он же должен был что-то сказать. Он высокий, большой, толстый?

– Ди Джей не видел его так близко.

– У тебя в группе испанского есть кто-нибудь по имени Бобби, Роберт или Боб? Высокий, в очках.

– Да, Бобби есть.

– Как его фамилия?

– Не знаю. Однажды вечером я его подвезла. Он сказал, что раньше жил в Ливерпуле…

– Где Чарли? Увези ее из дома! Бобби хочет сделать вам больно. Он хочет меня наказать….

Я пытаюсь объяснить, но она все спрашивает, зачем Бобби это делать. Единственный вопрос, на который я не знаю ответа.

– Никто не причинит нам вреда, Джо. На улице полно полицейских. Один из них сегодня ходил за мной по супермаркету. И я заставила его поднести сумки…

Внезапно я понимаю, что, возможно, она права. Они с Чарли в большей безопасности дома, чем где-либо еще, потому что за ними следит полиция… поджидая меня.

Джулиана снова просит:

– Пожалуйста, позвони Саймону. Не делай глупостей.

– Не стану.

– Обещай мне.

– Обещаю.

Домашний телефон Саймона написан на обороте его визитной карточки. Когда он подходит к телефону, я слышу на заднем плане голос Патриции. Он спит с моей сестрой. Почему мне это кажется странным?

Его голос понижается до шепота, и я слышу, как он относит телефон в более укромное место. Он не хочет, чтобы разговор слышала Патриция.

– Ты обедал с кем-нибудь в четверг?

– С Элизой Веласко.

– Ты пошел к ней домой?

– Нет.

Он глубоко вздыхает. Я знаю, что он сейчас скажет.

– Элиза обнаружена мертвой в своей квартире. Ее задушили, надев на голову мешок для мусора. Они ищут тебя, Джо. У них есть ордер. Они хотят привлечь тебя за убийство.

Мой голос срывается:

– Я знаю, кто ее убил. Это мой пациент, Бобби Морган. Он следит за мной…

Саймон не слушает меня.

– Я хочу, чтобы ты пошел в ближайший полицейский участок. Сдайся. Позвони мне, когда будешь там. Ничего не говори, пока я не приеду…

– А как же Бобби Морган?

Голос Саймона становится более настойчивым.

– Ты должен делать, как я сказал. У них есть данные экспертизы ДНК. Следы твоей спермы и волосы, отпечатки пальцев в ванной. В четверг днем ты взял кеб меньше чем в полумиле от места преступления. Водитель тебя запомнил. Ты поймал его у того самого паба, где в последний раз видели Кэтрин Макбрайд…

– Ты хотел знать, где я провел ночь тринадцатого. Я тебе скажу. Я был с Элизой.

– Что ж, теперь твое алиби мертво.

Это утверждение так безапелляционно и откровенно, что я перестаю с ним спорить. Факты выложены один за другим, раскрывая безнадежность моего положения. Мои возражения звучат неубедительно.

Отец стоит в дверях в спортивном костюме. Через окно прихожей за его спиной я вижу, как к дому подъехала полицейская машина.

…В непроглядной тьме нашей души время неподвижно: три часа ночи день за днем.

Френсис Скотт Фицджеральд. Крушение.[6]

Три мили – большое расстояние, если бежишь в резиновых сапогах. Оно кажется еще больше, если носки сползли и сбились в комки под ступнями и из-за этого ты ковыляешь, как пингвин.

Пробегая вдоль грязных овечьих троп и прыгая по камням, я следую по частично замерзшему ручью, пересекающему поля. Несмотря на сапоги, мне удается сохранять хороший темп и иногда бросать взгляд за спину. В настоящий момент я действую инстинктивно. Если я из-за чего-либо остановлюсь, мне конец.

Мои детские каникулы были потрачены на исследование этих полей. Прежде я знал здесь каждую рощицу и каждый холмик, самые рыбные места и самые укромные уголки. Я поцеловал Эвелин Джонс на сеновале в амбаре ее дяди в ее тринадцатый день рождения. Это был мой первый настоящий поцелуй, и у меня немедленно возникла эрекция. Она наткнулась на мой член и закричала, укусив меня за нижнюю губу. У нее были скобки на зубах, а рот как у Челюстей в фильмах о Джеймсе Бонде. Потом две недели на моей губе красовался кровоподтек, но оно того стоило.

Добежав до трассы А55, я проскальзываю под бетонные опоры моста и продолжаю путь вдоль ручья. Берега становятся круче, и дважды я соскальзываю в воду, ломая лед по краям.

Я добегаю до водопада высотой примерно десять футов и карабкаюсь наверх, цепляясь за пучки травы и камни. Коленки грязные, брюки промокли. Через десять минут я подныриваю под забор и вскоре выбираюсь на дорогу.

Легкие начинают болеть, но сознание ясно. Ясно, как холодный воздух. Пока Джулиана и Чарли в безопасности, мне не важно, что случится со мной. Я чувствую себя тряпкой, которую растерзала собака. Кто-то играет со мной, раздирая меня на лохмотья: мою жизнь, мою семью, мою карьеру… Почему? Бессмысленный вопрос. Это словно пытаться прочитать зеркальную надпись: все задом наперед.

Через сто ярдов, миновав ворота фермы, я оказываюсь на дороге в Лланрос. По обеим сторонам – изгороди, прерываемые воротами и проездами. Держась обочины, я направляюсь к церковному шпилю, виднеющемуся вдали. Клочья тумана собрались в низинах, словно лужи разлитого молока. Дважды я спрыгиваю с дороги, заслышав подъезжающую машину. Во второй раз это полицейская машина с зарешеченными окнами, внутри лают собаки.

Деревня выглядит заброшенной. Единственные открытые заведения – это кафе и офис центра аренды с надписью на двери «Перерыв 10 минут». В некоторых окнах виднеются цветные огоньки, на площади напротив военного мемориала высится рождественская елка. Мужчина, выгуливающий собаку, приветственно кивает мне. Я так сильно стиснул зубы, что не могу ответить.

Я отыскиваю парковую скамейку и сажусь. Вода стекает по моей непромокаемой куртке. Колени разбиты и заляпаны грязью. Ладони расцарапаны, из-под ногтей сочится кровь. Я хочу закрыть глаза и подумать, но мне надо сохранять бдительность.

Площадь напоминает книжную иллюстрацию: коттеджи, окруженные заборами из кольев и стальными беседками. Рядом с каждым крыльцом цветистым шрифтом написаны валлийские имена. На церкви повешены белые флаги, к ступенькам прилипло конфетти.

Валлийские свадьбы напоминают валлийские похороны. В них фигурируют те же самые машины, флористы и церковные залы, те же полногрудые женщины в широких цветастых платьях и чулках разносят одинаковые посудины с чаем.

Время идет, и холод разливается по моим конечностям. Разбитый «лендровер» въезжает на площадь и медленно ползет по парку. Я смотрю и жду. Никто не едет следом. Я встаю на окоченевшие ноги. Рубашка, мокрая от пота, прилипла к спине.