– Мы этого точно не знаем, Алексия.

– Все плохо. Рокси все эти годы думала обо мне самое худшее. Но по крайней мере у меня будет шанс оправдаться перед ней. А Майкл может никогда не очнуться. И я никогда не смогу сказать ему правду.

Саммер обняла Алексию. И ощутила под ладонями хрупкие ребрышки, как клавиши на ксилофоне.

– Он обязательно очнется. Я в этом уверена. А пока ненадолго вас оставлю.

Оставшись наедине с сыном, Алексия начала говорить. Она думала, что будет чувствовать себя неловко и глупо, но теперь, оказавшись здесь, нашла его молчание утешительным. Лишь присутствия Майкла оказалось достаточно.

– Так много тайн, дорогой. Так много лжи. И все это начала я! Я думала, что смогу сбежать от прошлого, от своих ошибок, но выхода не было…

Аппарат искусственного дыхания продолжал издавать ритмичные шуршащие звуки, подобно шуму прибоя.

– Я так отчаянно, отчаянно сожалею, Майкл! Пожалуйста, прости меня.

Майкл не ответил.

Просто лежал неподвижно, как труп.

Весна не торопилась на Кейп-Код. В то время как весь остальной Массачусетс взорвался переливами красок, тепла и жизни, едва февраль сменился мартом, зима цеплялась за Кейп-Код и острова, как сморщенный старикашка – за жизнь. Еще долго после того как растаял снег, Мартас-Вайнъярд хлестали жестокие канадские ветры. Любая примула или нарцисс, оказавшиеся достаточно глупыми, чтобы высунуть головку из-под земли, немедленно были наказаны за дерзость, и островитяне продолжали носить шарфы, перчатки и теплые шапки. Когда же наконец в мае настали долгожданные теплые деньки, жители впали в эйфорию.

Алексия де Вир чувствовала, что ей оказана большая милость: позволено наблюдать смену времен года. В отличие от Люси Алексия не протестовала против затянувшейся зимы. Почему-то холодная погода и тяжелое снеговое покрывало казались дополнительной защитой от жестокого мира, лежавшего за границами острова, мира, от которого она скрылась, прячась, как сбежавший заключенный. В то же время начало весны символизировало внутреннее обновление.

Она действительно выздоровела после покушения, ребра зажили, и единственным напоминанием остался маленький шрам-полумесяц в том месте, где пуля вошла в плоть. Для женщины ее возраста Алексия была на редкость удачлива. Но больше всего на нее влияли эмоциональные сдвиги. Значительные главы в ее жизни завершены вместе с политической карьерой. Браку пришел конец по крайней мере в той форме, которую она до этого знала. Тедди по-прежнему находился в оксфордской тюрьме, ожидая приговор. Но английские суды были забиты уголовными делами, а это означало, что процесс начнется не раньше конца лета.

Отношения между супругами оставались сердечными, даже теплыми. Они писали друг друга письма о погоде, саде и тюремном распорядке Тедди и никогда не затрагивали «скользких тем», не упоминали о Бизли и Хэмлине. Да и что тут говорить: все равно делу не поможешь. Лучше, чтобы все оставалось, как прежде. Алексия давно решила, что будет стоять за Тедди. Он свято хранил ее тайны сорок с лишним лет. Теперь ее очередь вернуть долг. Жизнь вдали от Англии помогала отрешиться от всего, выкинуть из головы мысли о Билли Хэмлине и Эндрю Бизли, обо всем случившемся и сосредоточиться на настоящем. Она пыталась не думать о прошлом или будущем, которое ее пугало, хотя было понятно, что Тедди выйдет из тюрьмы очень нескоро.

«Отныне я должна сама себе стать опорой, заново строить свою жизнь, начать сначала. Я уже делала это раньше и сделаю теперь».

Сложнее всего было с детьми. Майкла перевезли в специальное реанимационное отделение лондонской больницы. Доктора были очень добры, но она понимала, что означает этот переезд: Майклу никогда не станет легче. Надежд не оставалось. Рано или поздно ей придется смириться с реальностью и отключить жизнеобеспечение. Но не сейчас. Она не готова. И нужно считаться с чувствами Саммер Мейер.

Тем временем над Рокси трудилась бригада профессионалов, не допускавших к ней Алексию. Похоже, Роксанна жила где-то на западе Англии, в заведении для такого рода больных. Но Алексии твердо запретили посещать ее и даже знать место нахождения дочери. Таковы были указания психиатров.

«Я родила ее! – хотелось кричать Алексии. – Я люблю ее. Кто вы такие, чтобы приказывать мне! Запрещать видеть собственное дитя?»

Алексия знала, что Рокси не дитя, вероятно, именно она настояла на том, чтобы изгнать ее. Возможно, разлука поможет дочери прийти в себя. Но все же это так больно, рана кровоточит и кровоточит, и никакое время или расстояние не может ее заживить.

Тем временем молчание прежних коллег по политической деятельности оглушало. Она не говорила с Уитменом со дня отставки, и ни один из бывших коллег или служащих не позвонил, чтобы справиться о ее состоянии. Эдвард, дорогой Эдвард прислал пару электронных писем со сплетнями. Но это все. После двадцати лет преданной работы на партию тори такое полное забвение тоже должно было отчаянно ранить. Но этого не произошло. Наоборот, казалось освобождающим.

Гуляя по пустынным, продуваемым ветрами пляжам и поросшим клюквой болотам острова, иногда в одиночестве, иногда с Люси, Алексия ловила предвестие будущего в холодном зимнем воздухе.

Возможно, несмотря на все, что она сказала Майклу, на этот раз ей удастся оставить прошлое позади, возродиться и начать сначала. Кажется, на этот раз прошлое готово ее отпустить.

Люси Мейер следила за Алексией, смотревшей в экран компьютера. Всего несколько месяцев назад Люси думала, что потеряла подругу навсегда. Пуля психа-таксиста едва не украла у нее одного из самых важных людей в жизни. Но Алексия выжила. Оправилась и приехала сюда, где Люси могла за ней присматривать.

– Так и не скажешь? – осведомилась Люси, откусив пирожное.

– Что именно? – спросила Алексия, не подняв головы.

Люси заявилась якобы для того, чтобы позаимствовать тяпку для сада, но кончилось тем, что осталась на кофе с пирожными. С той минуты как она переступила порог, Алексии не терпелось вернуться к компьютеру.

– Над чем работаешь? Роешься здесь, как бобер, тащишь все в свое дупло, как белка – орехи.

– Так кто я: бобер или белка? – ухмыльнулась Алексия.

– Ты политик, дорогая, и как политик, никогда не отвечаешь на вопрос прямо.

– Но я больше не политик.

– Так над чем работаешь? Надеюсь, не над делом Тедди? Потому что я считаю, нужно выбросить это из головы. Отсюда ты ничего не сможешь сделать.

– Я уже выбросила это из головы.

Алексия закрыла ноутбук и подошла к Люси, сидевшей за кухонным столом.

– И не над делом Тедди.

Люси почему-то стало не по себе.

– Тогда над чем?

– Да так… нужно кое-что, – уклончиво буркнула Алексия. – Не важно.