— Так и будет! — сказал маршал твердым голосом.

— Да-да! — закричали все с энтузиазмом. — Да здравствует король!

— Да здравствует король! — повторили на улице.

В это время герцог де Ноайль подошел к королю.

— Государь, — сказал он, — прошу вас оказать мне величайшую милость!

— Я вас слушаю, герцог, — сказал король, — что вам угодно?

— Поговорить в присутствии вашего величества с маршалом Саксонским.

— Говорите.

Тогда герцог, подойдя к постели больного, сказал:

— Маршал Саксонский! Несмотря на то что я старше вас и годами и титулом, что я выше вас как пэр Франции, я прошу вас назначить меня на завтра к себе первым адъютантом.

Наступило гробовое молчание. Все были поражены поступком герцога. Маршал Саксонский сделал усилие, чтобы подняться на постели.

— Герцог, — сказал он, — я неимоверно польщен этим, но без разрешения его величества не имею права на это согласиться.

— Я разрешаю, — сказал король, — с условием, что первое французское ядро, направленное в неприятеля, будет выпущено по команде герцога де Ноайля.

— Да здравствует король! — закричал честный старец.

Король вышел в сопровождении свиты.

— Что нам делать сегодня вечером? — спросил король, обратившись к Ришелье.

Ришелье улыбнулся.

— Государь, хотите, я вас отведу кое-куда?

— Куда же?

— Государь, вы узнаете это, придя на место.

— Вы разжигаете мое любопытство!

Король сел на лошадь. Королевский отряд отправился по главной улице Калони и, наконец, достиг площади. На ней толпилось множество народа. Посреди площади стояло красивое здание, очевидно, принадлежащее какому-то зажиточному землевладельцу. Оно было убрано флагами, вензелями, над которыми возвышалось французское знамя. Прибитая на стене большая афиша сообщала, что здесь идет комедия Фавара «Деревенский петух» в исполнении артистов французской армии.

— Государь, вам угодно присутствовать сегодня на представлении? — спросил Ришелье.

— Вы ловкий чародей! — сказал ему Людовик XV.

С тех пор как Турншер взял под свое покровительство Фавара, поэта и музыканта, положение пирожника, ставшего директором театра, заметно упрочилось. Весь двор и, следовательно, весь город был без ума от его комических опер. За несколько месяцев успех произведений Фавара стал столь грандиозен, что артисты французской и итальянской комедий сплотились, чтобы победить общего врага, и выступили с просьбой закрыть его новый театр.

Тогда Фавару пришла в голову удачная мысль: мадемуазель Дюронсере, знаменитая певица, на которой он собирался жениться в июле, имела в числе своих обожателей маршала Морица.

Фавар задумал дать представление в лагере. Десятого мая все было готово, и король сидел в ложе, или, лучше сказать, в гостиной, полной зелени, потому что она была украшена листьями и цветами. Весь зал, очень хорошо освещенный, был убран букетами и гирляндами.

Партер занимали офицеры в парадных мундирах, а на почетных местах сидели маршалы и генералы. Дамы, которых пригласили из Лилля и Сизуана, и самые хорошенькие и богатые жены поставщиков армии красовались на местах, искусно расположенных на виду у короля.

— Это очаровательно! — восклицал король, лицо которого сияло радостью.

В прежние дни он не был так весел, как накануне битвы у Фонтенуа.

— Скажите, что можно аплодировать, — обратился король к герцогу де Ришелье.

Произнося это, Людовик XV водил глазами по всему залу, вдруг он наклонился и сказал шепотом:

— Однако я не знал, — сказал король Ришелье, — что мои мушкетеры такие красивые молодцы!

— Неужели, государь? — спросил герцог, прикидываясь удивленным.

— Взгляните, герцог. Видите даму в той ложе?..

— Да, государь, но она вовсе не красива.

— Да, но позади нее этот маленький мушкетер, который все время поворачивается к нам спиной. Какая осанка, какие пальцы!

Мушкетер обернулся — король задрожал, глаза его заблестели.

— Герцог, вы более чем любезны, вы мне самый преданный человек.

— Государь, я только исполняю свой долг.

— Неужели и впрямь маркиза де Помпадур здесь?

— Да, государь. Она не могла вынести горечи разлуки и уехала из Парижа инкогнито.

— Когда она приехала?

— Сегодня утром, государь.

— Где она остановилась?

— В этом доме, который я ей уступил.

— Идите к ней и скажите от моего имени, чтобы она пришла принять мою благодарность за приезд.

Ришелье вышел из ложи, но не сделал и трех шагов, как столкнулся лицом к лицу с человеком высокого роста в великолепном наряде.

— Вы здесь, Сен-Жермен! — с удивлением воскликнул герцог.

— Да, герцог, — ответил граф, — это вас удивляет?

— И да, и нет. Вы такой странный человек!

— Все прошло благополучно?

— Отлично! Я в восхищении!

— Король узнал маркизу?

— Конечно!

— Он доволен?

— Я за ней иду.

Граф де Сен-Жермен посторонился, пропуская герцога. Ришелье направился к ложе, занятой маркизой. Оставшись один в коридоре, Сен-Жермен приблизился ко входу в коридор. Лейб-гвардейский сержант стоял в последнем ряду, приподнявшись на цыпочки, чтобы наблюдать за представлением. Этим сержантом был Тюлип. Сен-Жермен наклонился к нему и спросил:

— Мои приказания исполнены?

— Исполнены, — ответил Тюлип, обернувшись.

— Все будет готово завтра во время сражения?

— Конечно. Лейб-гвардейцы стоят в лесу Барри.

Сен-Жермен сделал знак рукой и отступил в коридор. В эту минуту возвратился Ришелье, ведя под руку маркизу. Проходя мимо графа, она оставила руку Ришелье и приблизилась к Сен-Жермену.

— Вы изумительный человек, — сказала она, — искренний друг и очень странная особа! Когда вы позволите мне доказать, что я очень рада сделать вам приятное?

— Может быть, завтра, — ответил Сен-Жермен, — я вам напомню клятву на кладбище.

— Пусть будет завтра. О чем бы вы меня ни попросили, я уже согласна.

Кивнув графу, как доброму другу, она подошла к ложе короля. Сен-Жермен стоял в коридоре, скрестив руки.

— Завтра, — сказал он, — да, завтра последний день борьбы! Завтра я одержу победу или погибну. Но если я погибну, то и в своей агонии заставлю страшно задрожать землю, которая носит тех, кого я ненавижу!