Но Панюшев доброжелательно улыбнулся, и у Наташи отлегло от сердца.

— Ничего с вашим Павликом не случилось, он до безумия рад подобному приключению.

— Вы хотите сказать?.. — Графиня побледнела. — Вы хотите…

— Да, да, именно это я хочу сказать, — ласково посмотрел на нее князь. — Ваш сын, Наталья Кирилловна, в добром здравии и настроении находится сейчас в моем доме. Я велел уложить его спать, но этот негодник настолько возбужден случившимися событиями, что, кажется, все еще на ногах.

— Павлик? — Наташа вскочила на ноги и тут же вновь опустилась в кресло. — Как вам удалось? Князь пожал плечами и глянул на Аркадия.

— Я привык любое дело доводить до конца. Барон изрядно рассердил меня, и не в моих обычаях спускать мерзавцу, который вздумал угрожать женщинам и ребенку.

— И все-таки… — Наташа умоляюще посмотрела на него. — Вы схватили барона и его слугу?

— Схватили, — усмехнулся князь, — последнее время это отродье скрывалось в тайных комнатах «Бристоля». Но с помощью предводителя дворянства Юрия Леонидовича Нежданова и исправника мы узнали про это убежище жуликов и мошенников всех мастей и установили наблюдение за харчевней. И когда барон в компании с Фридрихом ночью покинул его, мы знали уже наверняка, что оба направились к «Антику». Но позволили им переплыть на лодке озеро. Правда, в доме, как теперь известно, произошел неожиданный и досадный казус. Барон во время драки в коридоре успел выбраться из спальни вместе с Павликом, которого они завернули в одеяло, а следом удрал Фридрих. Но им не удалось далеко уйти. Оба негодяя схвачены полицией, закованы в железо и отправлены в Белореченск. Да, графиня, добавлю еще, что Павлик вел себя, как настоящий мужчина, не плакал, не кричал, а до последнего, как мог, сражался с бароном и изрядно поцарапал тому лицо и даже прокусил руку.

— Боже! — простонала графиня. — Павлик! Он мог погибнуть!

— Вряд ли, — покачал головой князь. — в планы барона это не входило, просто он решил воспользоваться самым действенным оружием, чтобы сделать вас, наконец, послушной.

— Спасибо, князь, — графиня посмотрела ему прямо в глаза. — Отныне я не стану препятствовать вам и вашим людям пользоваться северной частью озера, а осенью и зимой — охотиться в моих угодьях. — А теперь, — она поднялась из кресла, — позвольте попрощаться с вами. Я должна вернуться домой. Ксения осталась одна, слуги спят… Велите разбудить Павлика, если он заснул. Мы немедленно едем.

Князь посмотрел на нее.

— Хорошо, я велю приготовить коляску. Хотя негоже вам добираться верхом на лошади в одиночку и вместе с ребенком. На улице темно и вовсю поливает дождь. К слову, вам нужно переодеться, чтобы не простудиться по дороге.

И только после этого замечания Наташа поняла, что ее одежда совсем промокла, а под ногами натекла приличная лужа.

— Не стоит, я обойдусь, — сказала она тихо, — но буду благодарна, если вы одолжите нам пару теплых пледов или одеял, этого будет достаточно. Я не хочу терять времени.

— Сейчас прикажу принести одеяла, — с готовностью согласился князь, — но я поеду с вами. Провожу до усадьбы, иначе, сами понимаете, изведусь от тревоги за вас.

Наташа беспомощно посмотрела на него. Князь в присутствии Аркадия почти в открытую заявил о том, что испытывает к ней иные чувства, чем простое соседское дружелюбие. Но сопротивляться не стала, лишь молча кивнула головой, покоряясь его напору. Честно сказать, у нее совсем не осталось ни сил на сопротивление, ни слов, способных погасить его пыл. И когда Аркадий, воодушевленный ее покорным видом, попросил принять его завтра по очень важному вопросу, не очень этому удивилась, хотя еще неделю назад даже предположение, что Ксению придется выдавать замуж, повергло бы ее в ярость.

Наташе казалось, что они никогда не доедут до «Антика». Закутанный в одеяло Павлик спал у нее на руках. Князь опять был за кучера, но, как и в прошлый раз, они не разговаривали, опасаясь разбудить ребенка. Дождь шел не переставая. Порывы ветра забрасывали холодные капли в коляску. Наташа снова продрогла, но терпела. Судя по времени, которое они провели в пути, до дома оставалось совсем немного. Изредка графиня выглядывала из коляски, надеясь увидеть озеро. Его зеркальная поверхность отсвечивала даже в темноте, но небо уже слегка посерело, до рассвета оставалась самая малость, а они все еще не добрались до озера. Вскоре дорога пошла через лес, он был ей незнаком, и Наташа насторожилась. Хотела было спросить князя, уж не заблудились ли они снова, но тот вдруг натянул поводья и весело возвестил:

— Все, приехали!

Он выпрыгнул из коляски и подал ей руку. Через мгновение Наташа стояла на мокрой траве и с изумлением озиралась по сторонам. Князь подошел к ней. Он держал на руках Павлика. Мальчик даже не проснулся.

— Куда вы нас привезли? — спросила Наташа. — Что вы себе позволяете?

И тут ее взгляд выхватил в едва расступившейся темноте знакомые очертания «Храма любви».

— Вы с ума сошли? — Она с негодованием уставилась на князя. — Как вы смеете?

— Смею! — сказал он сухо и кивнул в сторону домика. — Пойдемте! И не поднимайте крик, разбудите сына.

— Зачем вы привезли нас сюда? — Наташа едва поспевала за ним, а он шел не оглядываясь. И лишь когда они вошли в дом, остановился на мгновение в прихожей.

— Думаю, пришла пора объясниться. Проходите в гостиную, я распорядился растопить камин. А я поднимусь наверх, Павлику уже приготовили спальню.

Потрясенная до глубины души подобным вероломством, Наташа не нашлась что ответить и молча прошла в гостиную. Комнату освещали свечи, в камине полыхал огонь, а стол был накрыт то ли для позднего ужина, то ли для раннего завтрака. В серебряном ведерке со льдом покоилась бутылка шампанского. Наташа усмехнулась. Ей еще не приходилось пить вино на рассвете. Впрочем, она многого не успела попробовать в своей жизни. Но вместо негодования испытывала сейчас совсем другие чувства. Князь, конечно же, опять провел ее, но она отнюдь не жалела об этом. Честно сказать, Наталья огорчилась бы гораздо сильнее, если он просто-напросто довез бы их с Павликом до «Антика» и распрощался.

Но князь повел себя именно таким образом, о котором она могла только мечтать, но ни в коем случае надеяться. И, опустившись в кресло, Наталья принялась ждать Панюшева, замирая от каждого постороннего звука. Наконец послышались его шаги. Наташа поднялась навстречу, и князь, недолго думая, обнял ее.

— Наташа, радость моя, солнышко! Как я скучал по тебе! — Он целовал ее и все шептал и шептал ласковые слова, а она умирала от нежности к нему и тоже что-то шептала в ответ. Им уже не хватало объятий и поцелуев. Князь поднял ее на руки и отнес в спальню…

И через мгновение они забыли обо всем, Наташа вскрикивала и стонала от восторга, а то вдруг стыдливо зажимала ему рот ладонью и просила: «Тише, Павлик проснется!» И тут же забывала об осторожности, слишком уж необычны и сладки были ощущения, которые она, казалось, никогда не испытывала в своей жизни. А может, просто забыла, что была когда-то счастлива, только слишком маленьким оказалось ее счастье, слишком недолгим…