Офелия крепко сжала руки – и чтобы успокоиться, и чтобы помешать себе прочитать собственную тогу. Неужели то, что во втором протоколе показалось ей долгими днями, здесь свелось к нескольким часам? Может ли время течь по-другому в закольцованном пространстве? Значит, обрушение «Дружной Семьи» случилось лишь сегодня утром?

Ее внимание вновь привлекла веранда, когда Леди Септима нетерпеливо прищелкнула языком.

– Обстоятельства переменились; отныне место Секундины – среди других граждан Вавилона. Не вынуждайте меня приказывать вам немедленно привести ее.

– При всём нашем уважении, milady, Центр девиаций более не склонен получать никаких приказов от Лордов.

Голос мужчины с ящерицей оставался мягок, но неумолим. Хотя Леди Септима не была светлокожей от природы, Офелия даже с другого конца стола увидела, как та побледнела.

– Вы получали более чем щедрые пожертвования…

– Пожертвования, направленные на должные цели; присутствующий здесь Лорд Генри может это засвидетельствовать. Польза Центра для Семьи была официально признана: он содействовал исправлению большого числа девиаций и формированию образцовых граждан. Мы не давали повода для нареканий. Чего нельзя сказать о вас, к нашему сожалению.

Офелия сжалась на своем стуле, борясь как никогда раньше с желанием взглянуть на Торна. Она должна была догадаться! Наблюдатели собираются выдать их Леди Септиме. А если они прямо сейчас заявят, что Торн не только не является Лордом, но еще и изуродовал ее дочь? Что ученица, с которой она занималась лично, никогда не открывала ей своего настоящего имени? Это означало конец Лорду Генри, конец Евлалии; маски сброшены. На Вавилоне любая ложь являлась правонарушением, а их ложь тянула на серьезное преступление. Они окажутся в тюрьме, будучи в одном шаге от главной тайны Евлалии Дийё и Другого, а мир тем временем может обрушиться в любое мгновение.

Почему, будь оно всё неладно, этот поезд не мог отвезти ее к Рогу изобилия?

Мужчина с ящерицей прикоснулся к колокольчику. Явившись на зов, один из сотрудников, терпеливо дожидавшийся снаружи, вступил на веранду. Покорным жестом он откинул свой серый капюшон, обнажив растрепанную голову. Элизабет. Ее глаза пострадали не меньше, чем стекла Центра, а рот вспух после полученного от Космоса удара локтем. Вид у нее был самый жалостный. И тем не менее, держась очень прямо, она щелкнула каблуками и поднесла кулак к груди.

– Знание служит миру.

Леди Септима поглубже вдвинулась в кресло. Несмотря на всю свою одаренность, Элизабет никогда не пользовалась ее благосклонностью.

– Вы что, решили собрать всех моих бывших учеников?

– Данная гражданка нарушила конфиденциальность. Работая в Центре, она передавала секретную информацию Светлейшим Лордам, – сказал наблюдатель всё с той же морщинкой в уголке рта.

Пальцы Леди Септимы перестали барабанить по подлокотнику. Ее удивление казалось искренним.

– Это very серьезное обвинение.

– Это very обоснованное обвинение. Вот отчеты, которые мы перехватили и которые были предназначены вам.

Мужчина передал Леди Септиме досье, которое та пролистала кончиками пальцев, словно боясь, как бы ее репутация не оказалась замаранной одним лишь прикосновением.

– Предвестница, что вы можете сказать в свою защиту?

– Обвинение заслуженно, milady. Я нарушила профессиональную тайну.

Офелия вгляделась в лицо Элизабет, на котором веснушки потухали вместе с солнцем. И всё? Неужели она не объяснит им, что сделала это по приказу Генеалогистов? Такая преданность граничила с глупостью.

Морщинка в уголке рта мужчины стала еще виднее, хотя на губах не было и следа улыбки.

– Вы понимаете, что подобный инцидент подрывает доверительные отношения между Центром девиаций и Светлейшими Лордами? Отныне мы не будем ожидать от вас никаких пожертвований, а вы лишаетесь права какого-либо вмешательства в нашу деятельность. Можете поверить, что мы сами крайне огорчены.

Это была настоящая декларация независимости. На самом деле мужчина совершенно не казался огорченным, и Офелия поняла, что именно ей он был обязан этим чувством превосходства. Центр девиаций более не нуждался ни в меценатстве Лордов, ни в услугах Элизабет. Предоставив в их распоряжение нового Другого, Офелия раскрыла перед ними бесконечные возможности. Слишком большая власть попала в слишком недостойные руки.

Она поднялась так резко, что ее стул под воздействием анимизма удрал со всех ножек.

– Я тоже должна сделать заявление.

– Да, кстати, – прервал ее наблюдатель, – вернемся на время к истории с miss Евлалией. Она была принята сюда до того, как к нам поступило новое коммюнике о необходимости разрешения на пребывание в Вавилоне. Мы оказали гостеприимство персоне вне закона. Ради поддержания добросердечных отношений со Светлейшими Лордами, несмотря на наши разногласия, и чтобы доказать нашу неизменную готовность к сотрудничеству во имя общих интересов, сегодня мы исправляем эту ошибку. Мы передаем вам miss Евлалию.

Небрежным жестом он вручил Леди Септиме другое досье. Офелия воспользовалась их быстрым обменом взглядами, чтобы посмотреть наконец в сторону Торна. Тот знаком приказал ей молчать. Сам он сидел, застыв как истукан, сжимая в руке часы, словно боялся, как бы любой металлический скрежет или малейшее щелканье крышки не сделали ситуацию еще более катастрофичной.

На его мундире не осталось следов крови Секундины, кроме крошечного пятнышка, которое его анимизм не отчистил. Алого пятнышка, еще не успевшего поблекнуть. Каким бы безумным это ни казалось, пребывание Офелии в нефе второго протокола действительно уложилось в один-единственный день.

– Лорд Генри, – сказал наблюдатель, делая в сторону Торна вежливый жест, – это также кладет конец вашей инспекции. Передайте наилучшие пожелания Генеалогистам.

Леди Септима направилась к выходу, сама обозначив окончание переговоров. Она щелкнула пальцами, приказывая Офелии, Элизабет и Торну следовать за собой, не адресовав им более ни слова, ни взгляда. Снаружи гвардейцы выстроились двумя почетными шеренгами, которые неумолимо смыкались за ними, стоило миновать очередного стража.

Офелия покидала одну ловушку ради другой. Она чувствовала себя и обманутой, и глупой.

Рядом с ней мерно вышагивала Элизабет. На веранде она избавилась от серого плаща, оставшись в темно-синем с серебром мундире виртуозов, который так и носила под одеянием сотрудницы. Гражданка Вавилона – до кончиков сапог. Ожидавшее ее наказание не имело значения, она его заранее приняла.

С Офелией дело обстояло иначе. Она строила планы спасения один отчаянней другого. С болью вспомнила о своей утраченной способности проходить сквозь зеркала, увидев, как сумерки отражаются на гладкой поверхности луж. Подталкиваемая гвардейцами, она поднялась по трапу дирижабля и исподтишка глянула сквозь очки на высокую спину Торна. Может, хоть у него есть план?