— Ну что ж, — сказала Софи. — Мы будем молиться, чтобы ты оказалась права и они не появились здесь до пятницы. Завтра утром мы будем завтракать здесь, вместе с тобой, и ты расскажешь нам про свой план. Согласна?

— Про какой такой план? — спросил Колин, стоявший в дверях.

— Он ходит так же бесшумно, как Дуглас, — пожаловалась Аликс. — Это действует мне на нервы.

— Речь шла о наших планах на завтрашний день, о чем же еще? — спокойно объяснила Софи и, встав с колен, начала отряхивать юбку от частиц золы, вылетевших из камина. — О том, как мы разделим между собой домашние дела и все такое прочее. Мы разговаривали о таких вещах, которые не интересуют мужчин: обсуждали беременность Аликс, ее самочувствие, говорили о том, как будем вязать детскую одежду и пинетки и так далее в том же духе.

Колин по достоинству оценил этот отвлекающий маневр, и в его синих глазах появился хищный блеск.

— Вы думаете, эти предметы интересуют только женщин? Ну нет, мне они тоже очень интересны. Уверяю вас, я буду очень стараться, чтобы у Джоан поскорее вырос большой живот, в котором будет мой ребенок.

— Колин, как можно!

— Да-да, может быть, я даже выучусь вязать, и тогда мы сможем вдвоем сидеть у камина, щелкая спицами и выбирая имя для нашего отпрыска.

Софи, делая вид, что не слышит его, невозмутимо сказала:

— Ну вот, теперь огонь в камине будет гореть несколько часов. Пойдем, Аликс. Спокойной ночи, Синджен.

Когда за ними закрылась дверь, Колин подошел к кровати, сел и задумчиво посмотрел на жену.

— Твои невестки так же опасны, как и их мужья. Только их уловки иного свойства. Лично я не доверяю им ни на йоту. А теперь, Джоан, расскажи мне, что вы замышляете.

Она нарочно зевнула пошире.

— Уверяю тебя: ничего. О Господи, по-моему, я могла бы проспать целую неделю.

— Джоан, не встревай в мои дела, — сказал он спокойно, пожалуй, слишком спокойно.

— Ну разумеется, — ответила она и раскрыла было рот, чтобы изобразить еще один зевок, однако передумала.

Это не укрылось от его взгляда, и, пристально глядя на нее, он вопросительно поднял бровь.

— Ты мне много чего сказала, когда я приехал из Эдинбурга. Ты была так больна, что бредила, и на языке у тебя было то же, что и на уме. Ты все время повторяла, что должна меня защитить; не могу сказать, что это было мне в новинку, но ты постоянно лопотала о Робби Макферсоне и о том, что он здесь. Ну так вот, дорогая моя женушка, я приказываю тебе никуда не отлучаться из замка. Предоставь мне справляться с этим ублюдком.

— Он очень миловидный, — сказала Синджен и тут же поняла, что сболтнула лишнее. У нее пресеклось дыхание, и на лице мелькнуло выражение испуга.

— Ах вот оно что, — промолвил Колин, наклонившись над ней и положив руки на переднюю спинку кровати по обе стороны от ее лица. — Стало быть, ты встречалась с Робби, не так ли? Когда? Где?

Она попыталась небрежно пожать плечами, но это было нелегко, поскольку теперь его пальцы легонько поглаживали ее горло. А не придет ли ему в голову придушить ее?

— Я каталась верхом и повстречалась с ним у озера Лох-Ливен. Он повел себя немного невежливо, и я уехала. Вот и все.

— Ты врешь, — сказал Колин и вздохнул, вставая со своего места.

— Ну, еще я забрала у него его лошадь. Но больше я ничего ему не сделала, честное слово. — Тут она вспомнила об ударе хлыстом и открыла было рот, чтобы сказать об этом, но Колин опередил ее:

— Ты забрала у него лошадь! Черт побери, я и не подозревал, что женщинам так нравится совать свой нос в то, что их не касается! Нет, не пытайся нагромождать еще больше вранья, просто пообещай мне, что не выйдешь за пределы замка.

— Нет, — решительно сказала она. — Я не могу тебе этого обещать.

— Тогда мне придется запереть тебя в твоей спальне. Я не потерплю ослушания, Джоан. Роберт Макферсон — человек опасный. Ты сама в этом убедилась, когда осколок камня поранил тебе щеку.

Его слова не слишком обеспокоили Синджен; в конце концов, теперь с ней были Аликс и Софи. Втроем они смогут оградить Колина от любой опасности.

— Я согласна с тобой, — сказала она. — Он действительно опасен. Это странно, ведь у него такое хорошенькое лицо.

— Может быть, именно из-за этого он и стал таким подлецом. Впрочем, это не более чем мое предположение. Когда он повзрослел и достиг возраста мужчины, черты его лица не сделались тверже, как тому надлежало быть, а, напротив, смягчились. Вот он и ожесточился, стал злобным и упрямым. Ну что, жена, будешь ты меня слушаться или нет?

— Ах, Колин, ты же знаешь: в большинстве вопросов я охотно подчиняюсь твоей воле. Но в некоторых делах ты должен позволить мне поступать так, как я считаю нужным.

— Ну да, разумеется, и одно из этих твоих «некоторых дел» — наше супружеское совокупление.

— Вот именно.

— Ты говоришь об этом с такой уверенностью, потому что знаешь — я не такой мерзавец, чтобы овладеть тобой теперь, когда ты еще не оправилась после болезни. Я прав?

Он был прав, и Синджен пришлось утвердительно кивнуть.

Он вздохнул, запустив пальцы в свои густые черные волосы.

— Джоан, я дурно вел себя с тобой, когда приехал домой из Эдинбурга в первый раз.

— О да, ты вел себя как невыносимо мелочный, гадкий невежа.

— По-моему, ты сгущаешь краски, — возразил он, несколько смутившись. — Во всяком случае, теперь я убедился: мои дети очень к тебе привязались. Мой маленький шестилетний сын рисковал жизнью, чтобы приехать за мной в Эдинбург.

— Я знаю. Когда я вспоминаю об этом, у меня кровь стынет в жилах. Он очень храбрый мальчик.

— Он — мой сын.

Она улыбнулась.

— А Далинг, когда ее удается уговорить вынуть палец изо рта, поет тебе дифирамбы. Впрочем, ее хвала больше относится не к тебе, а к твоей лошади.

Колин был явно озадачен и, к удивлению Синджен, казался немного расстроенным.

— Теперь ты согласен, что руководить ведением домашнего хозяйства — это мое законное право и прямая обязанность?

— Наверное, ты права. Кстати, Макдуф сказал, что ты попросила его передать мне кое-что на словах. Ты будто бы сказала, что не собираешься красть мою шкатулку. Что ты хотела этим сказать?

— Я хотела сказать, что вовсе не желаю что-либо у тебя отбирать, что я бы ни за что не стала покушаться на то, что принадлежит тебе, — как эта шкатулка, которую ты прятал в дупле дуба, чтобы ее не увидел твой жадный брат. Я просто хочу разделить с тобой то, что принадлежит нам обоим. Я не Малколм и не твой отец.

Он отвернулся.

— Я вижу, что Макдуф чересчур разговорился.